Лесли Пирс - Камелия

Позже Картер принесла им чай. Миссис Роландз то и дело выглядывала из-за двери, желая произнести слова утешения, но она, как и Берт, не могла подобрать нужные выражения.

— У тебя есть подруга, с которой ты хотела бы побыть? — спросила Картер. Ей было жарко, на белой рубашке проступили пятна от пота, а короткие волосы прилипли ко лбу. — Я могла бы позвонить и вызвать для тебя кого-нибудь.

Камелия выпрямилась, вытерла глаза тыльной стороной кисти и взглянула в глаза Картер, у которой были искренние намерения.

— У меня нет друзей, — сказала она, взгляд ее темных глаз стал тяжелым. — Разве вы не знаете? Я как прокаженная, мама об этом позаботилась.

Берт мгновенно забыл все хорошее, что было связано с Бонни.

— Я хотела бы побыть одна некоторое время, если вы не возражаете, — попросила Камелия. — Я имею в виду, до опознания.

Берт кивнул. Он хотел предложить сходить в морг завтра утром, но, похоже, Камелия решила пережить весь ужас за один день.

— Я зайду за тобой через полчаса, — произнес Саймондз, вставая. Затем повернулся и пошел, уводя за собой Картер.

Когда Камелия осталась одна, она прислонилась к стене и закрыла глаза, вспоминая тот день, когда ей сообщили о смерти отца. Это произошло 14 марта 1956 года. Тогда ей было шесть лет, и в тот день ее безопасный, предсказуемый мир стал разваливаться на части.

Несмотря на то что утро было особенно холодным и ветреным, все шло как обычно. В кухне она позавтракала кашей и вареным яйцом, а пока она ела, мама заплела ей косы и повязала ленточки.

Тогда Камелия очень гордилась своей матерью. Многие люди сравнивали Бонни с Мэрилин Монро из-за ее густых светлых волос, облегающих юбок и свитеров. Камелия считала, что ее мама намного красивее, чем Мэрилин. Даже в восемь утра на ней был розовый шерстяной костюм, туфли на высоких каблуках, а волосы были аккуратно уложены.

— Надеюсь, этот ветер утихнет до завтра, — произнесла Бонни, завязывая вторую ленточку. — Папа не очень хорошо плавает.

Джон Нортон был в Брюсселе на собрании по поводу беспокойств в Египте. Поговаривали, что это могло привести к закрытию Суэцкого канала. Из-за этого нефтяные танкеры оказались бы в ловушке. В понедельник утром Джон отправился на пароме в Дувр. Предполагалось, что он вернется в пятницу.

— Как бы мне хотелось, чтобы папочка не уезжал так часто, — мечтательно сказала Камелия. — Как бы я хотела, чтобы он каждый вечер приходил домой.

Бонни улыбнулась и нежно погладила дочку по голове. Она была уверена, что проблема на Ближнем Востоке была всего лишь бурей в стакане воды. Но Джон боялся, что это закончится войной, из-за чего несколько недель не находил себе места. Бонни подумала, что дочь заразилась волнением отца и поэтому так заговорила.

— Он вернется на выходные и, если погода улучшится, сходит с тобой на болото посмотреть на новорожденных ягнят. Я уверена, что папа тоже хотел бы быть с нами каждый вечер, но так он зарабатывает деньги, дорогая. Он очень важный человек.

Когда Камелия дошла до конца Мермайд-стрит, то оглянулась и увидела, что Бонни все еще стоит в дверях, чтобы помахать ей на прощание. Камелия помахала в ответ и медленно продолжила свой путь. Магазины только начали открываться, мистер Банкворс из бакалейной лавки поприветствовал ее и крикнул, чтобы она держала шляпку, а мистер Саймондз, ее друг-полицейский, проехал мимо на велосипеде и посигналил в звонок.

Днем ветер усилился. В классной комнате дрожали стекла. Они выучили таблицу умножения и теперь писали диктант. Мисс Греди задала выучить еще десять слов на завтра и предупредила:

— Горе тому, кто не сможет произнести эти слова по буквам.

Камелия удивилась, когда не увидела маму у ворот, где та обычно ждала ее в половине четвертого. Бонни почти всегда ее встречала, а иногда они даже ходили в чайную «Норас», чтобы попить чаю с пончиками. Камелия не расстроилась — теперь она могла заглянуть в кафе «Вулворс». Бонни не очень нравилось в «Вулворс», она говорила, что там «пахнет деревянным полом», но Камелия не обращала на это внимания. Ей нравилось смотреть на сладости, на лимонадную пудру в стеклянных коробочках, на то, как работники взвешивают сладости в целлофановых пакетиках. Она хотела бы работать там, когда вырастет, хотя папа всегда смеялся, когда она говорила об этом: он считал, что она может поставить перед собой более высокую цель.

Около четырех Камелия шла по Мермайд-стрит и напевала песню Алмы Коган «Никогда не танцуй танго с эскимосом». Она услышала эту песню в «Вулворс» и теперь хотела выучить слова, чтобы спеть папочке, когда тот вернется из Бельгии.

Камелия удивилась, увидев интенданта Виллиса. Он был другом родителей и иногда заходил с женой на ужин, но девочка никогда раньше не видела его в форме полицейского. Он был крупного телосложения, с красным, словно обветренным лицом. Сегодня он казался еще больше — просто заполнил собой маленькую прихожую.

— Здравствуйте, мистер Виллис, — сказала Камелия, бросив рюкзак на пол. — Где мама? — И, не дожидаясь ответа, проскользнула мимо него в гостиную.

Но увидев маму, девочка сразу поняла, что что-то случилось. Бонни сидела в кресле, опустив худенькие плечи, и неподвижно смотрела на огонь. Она даже не повернула головы, когда дочь вошла в комнату. Рядом с Бонни сидела молодая женщина-полицейский с рыжими взъерошенными волосами. Она сразу вскочила, ее лицо зарделось, словно от стыда.

— Мамочка! Что случилось? — спросила Камелия, подбежав к матери. Ее напугало опухшее от слез лицо Бонни и заплаканные глаза. — Почему здесь полиция?

Последовала тяжелая пауза. Камелия слышала тиканье старых дедушкиных часов и треск углей в камине. Она поняла, что трое взрослых были так поражены чем-то, что ее появление застало их врасплох.

— Мамочка, — Камелия внезапно почувствовала, что продрогла до самых костей, — скажи мне!

— О, дорогая! Папа, — произнесла Бонни странным, натянутым голосом и вдруг заплакала, схватив Камелию в объятия и так сильно сжав ее, что та едва могла дышать.

О произошедшем несчастье рассказал мистер Виллис. Он присел перед девочкой на корточки и сказал, что в Брюсселе у отца случился сердечный приступ.

— Но когда же он вернется домой? — спросила Камелия, так ничего и не поняв. Она смотрела то на красное лицо мистера Виллиса, то на белое лицо его напарницы, то на свою заплаканную мать. — Он ведь вернется домой?

Большая мужская рука опустилась на ее плечо. Она была очень тяжелой, а всегда веселое лицо полицейского осунулось.

— Боюсь, он больше никогда не вернется домой, милая, — проговорил мистер Виллис печально. — Понимаешь, он умер от сердечного приступа. Папа теперь будет жить с Иисусом.