Джейн Кренц - Разозленные

Рей несколько раз моргнул и, совершенно запутавшись, нахмурился. Лютер еще несколько секунд воздействовал на его ауру. Рей вздохнул и потерял интерес к человеку в гавайской рубашке. Внезапно почувствовав страшную усталость, он опустился на свой стул.

— Почему не допил пиво? — спросил у него Лютер. — Я еще налью.

— Да, точно. — Рей посмотрел на бутылку на столе. — Мое пиво.

Испытывая благодарность за хоть какой-то ориентир посреди подавляющей апатии, он поднял бутылку и сделал большой глоток.

Лишившись добычи, «Цветастая рубаха» разозлился. Его лицо скривилось от ярости. Он наклонился в сторону и посмотрел прямо на Лютера, а потом заорал на Рея:

— Эй, я с тобой говорю, шизанутый серфер!

— Нет, — сказал Лютер, используя тот же низкий голос, что и в случае с Реем, — ты говоришь со мной. И мы обсуждаем то, что сейчас тебе нужно уйти.

Аура «Цветастой рубахи» была намного стабильнее, чем у Рея. Это была хорошая новость. Плохая новость заключалась в том, что цвета в ауре просто кричали о ярости и недовольстве.

С точки зрения морали хулиганы — это люди, которые страдают от низкой самооценки и пытаются компенсировать это, делая других людей жертвами своих нападок.

Лютер же считал, что это чушь собачья. Такие парни, как «Цветастая рубаха», чувствуют свое превосходство над другими и не способны сочувствовать. Хулиганы запугивают не из-за какого-то неосознанного желания попытаться компенсировать свою низкую самооценку. Они делают это, потому что могут и потому что наслаждаются этим.

Единственный способ остановить хулигана — напугать его. Чувство самосохранения у таких людей действует безотказно.

В волнах энергии «Цветастой рубахи» не было ничего хитрого или таинственного. Четко и ясно пульсировало горячее желание нанести словесное оскорбление. Лютер стал снова производить подавляющую энергию. Непреодолимое желание причинить боль и унизить Рея тут же исчезло под тяжестью сокрушительного веса усталости, но «Цветастая рубаха» уже стоял на ногах, обратив все свое внимание на Лютера.

— Свали на хрен, бармен, пока по роже не получил.

Он схватил Лютера за руку, намереваясь отпихнуть его в сторону. Это было ошибкой. Физический контакт усилил воздействие энергии, которую использовал Лютер.

«Цветастая рубаха» покачнулся и, едва не потеряв равновесие, ухватился за край стола, чтобы не упасть.

— Какого…? — выдохнул он. — Что-то мне нехорошо.

— О счете не волнуйся, — сказал Лютер, взял «Цветастую рубаху» за руку и повел к двери. — Выпивка за счет заведения.

— Че? — «Цветастая рубаха» покачал головой, не в силах сосредоточиться. — К-какого д-дьявола тут творится?

— Ты уходишь.

— А-а. — Мужчина нахмурился. — Ладно. Я вроде как-то устал.

Он даже не сопротивлялся. Толпа затихла. Остальные посетители молча смотрели, как Лютер выводит «Цветастую рубаху» на улицу.

Когда за ними закрылась дверь, уровень шума в «Темной радуге» вернулся в норму.

— Что происходит? — «Цветастая рубаха» потер глаза. — Куда мы идем?

— Ты возвращаешься в свой отель.

— Серьезно? — В его вопросе не было ни грамма вызова, только чистое удивление и замешательство.

Лютер провел «Цветастую рубаху» через маленький внутренний дворик, минуя горшки с больными на вид пальмами, расставленные Уэйном в неудавшейся попытке добавить немного подлинной атмосферы острова.

Шел уже десятый час. Владелец тира, располагающегося на втором этаже, повесил табло, обещающее туристам «безопасную стрельбу, настоящее оружие, заводские боеприпасы и превосходное обслуживание». Лютер никогда не понимал причин процветания на Вайкики фирм, которые давали туристам возможность пострелять в закрытых помещениях.

Тату-салон «Красный череп», «Студия пирсинга» и магазин дзен-комиксов[11] были уже закрыты на ночь, но ржавые оконные кондиционеры проката порно-видео, как обычно, работали на износ. Только по этим кондиционерам и было ясно, что место еще открыто. Свет никогда не просачивался сквозь грязные затемненные окна клуба. Клиенты проскальзывали и удирали незаметно, предпочитая оставаться под покровом темноты.

Лютер протолкнул своего зомбированного спутника под старую деревянную доску для серфинга, которая служила входом во внутренний дворик, и повел его вдоль узкого переулка к Кухио-авеню. В это время движение было интенсивным, а рестораны и таверны на открытом воздухе битком набиты посетителями.

Несколько секунд Лютер раздумывал, пройти ли вместе с «Цветастой рубахой» еще один квартал до улицы Калакауа, где ярко освещенные витрины респектабельных дизайнерских бутиков и крутых ресторанов теплой ночью привлекали толпы туристов. Однако потом решил, что нет смысла добавлять себе проблем. Он мог сделать все, что нужно, прямо здесь.

К сожалению, будет мало толку, если просто бросить этого мужика на улице. Эффект подавления энергии был недолгим. Лютер знал: как только он освободит «Цветастую рубаху» от подавляющей энергии, тот вернется в свое нормальное состояние.

Выйдя из ступора, он, так или иначе, будет помнить о проваленной попытке задеть Рея и о том, что помешал ему именно бармен. Еще он вспомнит, как его с позором выпроводил вон калека с тростью. Этих воспоминаний будет более чем достаточно, чтобы вернуться в «Радугу» в поисках мести.

Страх был одной из самых примитивных эмоций, из тех, что взывали к основному инстинкту — инстинкту самосохранения, который, как и все остальные, подобные ему, сидел глубоко в мозгу. Это означало, что страх проходил через весь спектр чувств — от нормальных до паранормальных. А еще он относился к тем эмоциям, которые легко вызвать, если иметь опыт. И если однажды вызвать страх, то какое-то время он никуда не денется, продолжая висеть в воздухе и ходить за своей жертвой попятам.

Хулиганы поддаются страху легко, потому что проводят много времени, вызывая его у других.

Лютер сделал вдох и медленно выдохнул. Он не хотел этого делать, но бармен всегда делает то, что должен.

Температура тела поднялась, когда Лютер напряг свои паранормальные чувства. Повернув своего податливого зомби лицом к переулку, который вел к «Радуге», он заговорил:

— Ты никогда не захочешь снова пойти туда. Все люди в том баре непредсказуемые психи. Это как войти в комнату, полную нитроглицерина[12]. А ты же не дурак, чтобы возвращаться в такое место.

Лютер подкреплял слова несильной пульсацией энергии, нацеливаясь на скрытые точки страха в паранормальном спектре «Цветастой рубахи», сознательно задевая и пробуждая все, что мог уловить. Термин «болевые точки» придумали не случайно. Таковые имелись не только на теле, но и в ауре. Лютер находил их и давил на них, пока «Цветастая рубаха» не начал потеть и просто трястись от страха, уставившись в темный переулок, как будто это были врата в ад.