Артуро Перес-Реверте - Танго старой гвардии

Ознакомительный фрагмент

Отель «Виттория». Застегивая тужурку, Макс Коста проходит под золоченой вывеской на железной арке входа, здоровается со швейцаром и шагает дальше по широкой дорожке, окаймленной столетними пиниями и разнообразными кустами. Парк здесь тянется от площади Тассо до самого края обрыва, нависая над зданием морского вокзала «Марина Пикколо» и над морем, где возвышаются три корпуса гостиницы. Спустившись по небольшой лестнице, Макс оказывается в холле центрального здания, перед стеклянной стеной, за которой виден зимний сад и террасы, заполненные — как странно для этого времени года — множеством людей: они пьют аперитивы. Слева, за стойкой портье, стоит Тициано Спадаро — их знакомство относится к тем давним временам, когда нынешний шофер доктора Хугентоблера останавливался в отелях такого класса, как «Виттория». Частые и щедрые чаевые, сунутые и принятые незаметно, как велит неписаный закон, подготовили почву для взаимной, искренней, проверенной годами симпатии, которая связывает тех, кого принято называть «подельниками». Отсюда и дружеское «ты», немыслимое двадцать лет назад.

— Кого я вижу! Макс! Давно не заглядывал.

— Почти четыре месяца.

— Очень рад тебя видеть.

— Взаимно. Как поживаешь?

Пожав плечами, Спадаро — лысоватый, с выпирающим из-под тесного пиджака брюшком — заводит обычную песню, как трудно живется людям его профессии в мертвый сезон: чаевых мало, постояльцы — в основном те, кто приезжает на уик-энд с девицами, мечтающими о карьере актрисы или модели, да орава горластых янки, которые совершают тур Неаполь — Искья — Капри — Сорренто (в каждом городе — bed and breakfeast[6]) и постоянно требуют воды в бутылках, потому что из-под крана пить опасаются. По счастью, Спадаро показывает на отделенный стеклянной стеной зимний сад, где для межсезонья на удивление многолюдно — спасает положение шахматный матч «Приз Кампанеллы»: поединок Келлер — Соколов привлек в отель шахматистов, журналистов и болельщиков.

— Мне нужно кое-что у тебя узнать. Потихоньку.

Спадаро не произносит «вроде как в добрые старые времена», однако в его глазах, поначалу удивленных, затем насмешливых, вспыхивает искорка былого — и чуть опасливого — сообщничества. Теперь, на пороге пенсии, когда за плечами — пятьдесят лет службы, начавшейся с нажимания кнопок в лифте неапольского «Эксельсиора», он может сказать, что повидал всё. В это «всё» входит и Макс Коста эпохи расцвета. Неужели еще не увял?

— Я думал, ты отошел от дел.

— Я и отошел.

— А-а, — с облегчением произносит старый портье.

Тогда Макс задает свой вопрос: его интересует дама — уже в годах, элегантная, появляется в сопровождении девушки и молодого человека привлекательной наружности. Вошли в отель десять минут назад. Они — здешние постояльцы?

— Ну да, разумеется. Парень — это не кто иной, как сам Келлер.

Макс моргает не без растерянности. Молодой человек и девушка его как раз не интересуют.

— Кто-кто?

— Хорхе Келлер, чилийский гроссмейстер. Претендент на звание чемпиона мира по шахматам.

Макс наконец припоминает это имя, а Спадаро сообщает подробности. Приз Лучано Кампанеллы, который будет в этом году разыгрываться в Сорренто, учрежден туринским мультимиллионером, одним из основных акционеров «Оливетти» и «ФИАТ». Страстный поклонник шахмат, он, каждый раз выбирая какой-нибудь заметный итальянский город, а в нем — самый фешенебельный отель, ежегодно устраивает подобные турниры с участием первых шахматистов мира, получающих за это огромные деньги. Нынешняя встреча двух сильнейших — действующего чемпиона мира и претендента на это звание — будет длиться четыре недели и состоится за несколько месяцев до чемпионата мира. Победитель получает пятьдесят тысяч долларов, проигравший — десять, но, помимо крупной денежной премии, престиж турнира Кампанеллы высок еще и потому, что замечено: победитель этого матча неизменно одерживал верх и на чемпионате мира, завоевывая или сохраняя корону. Сейчас действующему чемпиону Соколову предстоит играть с Келлером, опередившим всех остальных соперников.

— Так этот юноша и есть Келлер? — удивленно спрашивает Макс.

— Ну да, он самый. Очень душевный малый, без фанаберии — не в пример прочим своим коллегам… Русский, надо сказать, малоприятный тип. Сидит у себя, как барсук в норе… вокруг всегда охрана…

— А она?

Спадаро неопределенно пожимает плечами; надо отдать портье должное — этот жест у него в ходу лишь по отношению к очень редкой категории постояльцев. К тем, о которых почти ничего не известно.

— Невеста. Но тоже числится в составе его команды. — Освежая память, портье листает книгу записи постояльцев. — Ирина ее зовут… Ирина Ясенович. Имя югославское, но паспорт у нее канадский.

— Нет, я имел в виду другую. Седая, коротко стриженная.

— А-а, это мамаша.

— Чья? Невесты?

— Келлера.

Новая встреча произошла два дня спустя, в танцевальном салоне. В тот день капитан устроил торжественный ужин в честь какого-то именитого пассажира, и протокол предписывал мужчинам сменить темный костюм или смокинг на узкий облегающий фрак с крахмальным пластроном и белым галстуком. Сперва пассажиры собрались в салоне и пили коктейли, слушая музыку, потом прошли в ресторан, а после ужина самые молодые или самые неугомонные снова и уже до глубокой ночи засели в салоне. Оркестр, как всегда, начал с нежных медленных вальсов, и партнершами Макса Косты уже раз шесть становились почти исключительно юные барышни и молодые дамы — категория пассажирок, интереса не представляющая. Лишь медленный фокстрот доставил ему некую англичанку — не первой молодости, но довольно хорошенькую, путешествовавшую вдвоем с подругой. Каждый раз, оказываясь в танце рядом с ними, он видел, что они перешептываются, подталкивая друг друга локтями. Англичанка была белокурая, пухленькая, может быть, несколько чопорная. И при этом немного вульгарная, если судить по тому, как обильно была она надушена «My Sin» и обвешана драгоценностями, — но танцевала неплохо. Впрочем, помимо красивых голубых глаз, у нее имелось и еще одно неоспоримое достоинство — деньги: подойдя, чтобы пригласить ее, Макс с ходу оценил лежавшую на столе золотую плетеную сумочку, да и драгоценности на первый взгляд казались хороши, особенно сапфировый гарнитур — браслет и серьги: камни в них тянули не меньше чем на четыреста фунтов стерлингов. Ее звали мисс Ханиби, как, сверившись со списком гостей, сообщил Максу распорядитель по фамилии Шмюкер (почти вся судовая команда и персонал состояли из немцев), с высоты полувекового опыта трансатлантических плаваний предположивший, что она, скорее всего, вдова или в разводе. Так что Макс, после нескольких туров тщательно изучив, как действует на партнершу неизбежно возникающая в танце близость в сочетании с безукоризненными манерами — ни единого неуместного движения, идеально выдержанная дистанция, корректность истинного профессионала — и с победительной мужской улыбкой, озарявшей его лицо, когда он подводил даму к ее месту и слышал покорное «so nice»,[7] — внес англичанку в список возможных жертв. Пять тысяч морских миль и три недели пути сулили многое.