Джуд Деверо - Любовь по заказу

Идея понравилась, и вскоре Мэдисон приняли на работу по раздаче рекламных брошюрок проезжающим. На главной улице установили светофор, а рядом – старую будку. Когда машины останавливались на светофоре, Мэдисон протягивала водителям брошюрки.

Казалось, все просто, и работа только по выходным, во время более оживленного движения. Но слишком много мужчин, настроившихся на приятный отдых, начали преследовать красавицу. Шерифу пришлось дать двух своих помощников для охраны девушки. В итоге решили, что безопаснее поставить на въезде в город плакат с фотографией Мэдисон. Для нее все это было довольно неприятно, но ей требовались деньги на лечение матери.

– А почему ты приехала в Нью-Йорк? – спросила Элли.

– Городской совет считал, что город мне чем-то обязан. Все хотели, чтобы я стала моделью.

Мэдисон не рассказала о том, что ей высказала в гневе дочка священника. Она завидовала красоте и уму Мэдисон, к которой сразу же проникались симпатией люди. Завистница открыла Мэдисон тайну, которую ей не полагалось знать. Городской совет действительно выделил деньги, чтобы послать Мэдисон в Нью-Йорк. Если она прославится, Эрскин появится на карте… Но отец девочки, священник церкви, понимал, что этих денег недостаточно. Она «случайно» взяла трубку параллельного телефона, когда ее отец набирал номер, и услышала детский голос:

– Дом Мэдисонов.

– Позови, пожалуйста, папу.

Через минуту к телефону подошел мужчина. – Да?

– Вашей дочери срочно нужно десять тысяч долларов. Пришлите их мне в церковь. Вы помните имя и адрес?

Помолчав, мужчина ответил:

– Да, помню.

Раздался щелчок, и связь оборвалась.

Элли почувствовала, что Мэдисон о чем-то умалчивает, и забросала ее вопросами. Но красавица только улыбалась, как Мона Лиза.

– Лесли, а кого ты бросила у алтаря? – сменила она тему.

Танцовщица попыталась сделать грустное лицо, но ее глаза светились счастьем.

– Алан очень разозлился… Все это так неприятно… – Лесли уставилась на свои ногти. – Мне уже двадцать один, пора выйти замуж и начать рожать детей…

– Но ты хочешь узнать настоящую жизнь, – вдохновенно предположила Элли.

Лесли кивнула, а Мэдисон поинтересовалась:

– У тебя есть его адрес? Может, мы с ним могли бы…

Все тотчас развеселились.

– У нас уже есть один палач и одна жертва, – Лесли вопросительно посмотрела на Элли. – А кто ты?

– Никто, – быстро ответила Элли. – Я с детства мечтала стать художницей. Самым желанным подарком на Рождество или на день рождения для меня были краски, цветные мелки, карандаши… В школе я сходила только на три свидания. Но у меня четыре старших брата, и у них ума палата, одна на всех. Нет, я их, конечно, люблю, они хорошие ребята, но…

– Тупые, – закончила Мэдисон.

– Да, – вздохнула Элли. – Высокие, сильные, приятные, но маме приходилось браться за ремень, чтобы усадить их за учебники. У них всегда было два типа подружек. Те, которым они назначали свидания: смазливень-кие девочки, обожающие платья без бретелек. И тихие мышки, делающие за моих братьев всю домашнюю работу. Вот почему, как только я тебя увидела… – Элли старалась не смотреть на Мэдисон.

– Ты решила, что я такая же дурочка, как девочки, которым твои братья назначали свидания. Пустяки! Со мной всегда так.

– И у тебя нет парня? – спросила Лесли у Элли. – Но ты ведь такая симпатичная…

Элли вздохнула.

– У нас в доме и так навалом тестостерона. А я хочу лишь рисовать. В мае я окончила художественное отделение и все лето работала в картинной галерее в Ричмонде. У нас за домом есть сарай, который мама называет летним домиком. Она надеется уломать отца сделать там еще пару дверей и окон, чтобы можно было сидеть и читать. Она его уламывает уже тридцать лет, но пока безрезультатно.

– Она могла бы сама его переделать, – твердо сказала Лесли. – У меня отец – строительный подрядчик. Он иногда берет меня на работу, так что я умею пользоваться молотком и отверткой не хуже любого мужчины.

Обе девушки улыбнулись: танцовщица сказала это с таким дерзким видом!

– Я устроила себе студию в старом сарае и все свободное время рисовала, – продолжала Элли. – А потом… – она смутилась.

– Кто-то из Нью-Йорка увидел твои работы, – закончила Мэдисон.

– Да! – воскликнула Элли и просияла. – Миранда, владелица галереи, послала фотографии моих работ своему нью-йоркскому знакомому… Мне предложили снять на год мансарду в Виллидже. Она сырая, страшная и лифт, как из фильма ужасов, но там хорошее освещение, и много места, и… – Элли перевела дыхание. – Это шанс! Только один из моих братьев продолжил обучение, и родители говорят, что в моем распоряжении деньги на обучение остальных, но я думаю… – она снова замолчала и посмотрела на свои руки.

– Просто они любят тебя, – нежно сказала Лесли и похлопала Элли по плечу.

Та улыбнулась и посмотрела на танцовщицу.

– Наверное. Мы с мамой шутим, что нам надо объединяться против мальчишек.

Мэдисон пристально посмотрела на Элли.

– И ты никогда ни в кого не влюблялась? Ни в школе, ни в колледже?

– Я ходила на свидания, но парни, привлекавшие меня физически, не могли отличить Ренуара от Ван Гога. Считали, что Рубенс играл за «Ковбоев Далласа». А молодые люди с художественного отделения… – она развела руками, – либо любили мальчиков, либо выглядели так, будто еще ни разу в жизни не мылись.

Мэдисон откинулась на спинку скамейки.

– Не могу представить себя без мужчины. Может, потому, что я видела, как трудно приходилось без мужа моей матери, но я вцепилась в Роджера и не выпускала его. Даже когда он сказал, что уходит от меня, я… я просила его остаться, – закончила она с улыбкой, и Элли снова увидела боль в ее глазах.

Она постаралась увести разговор от грустного прошлого.

– Но вот мы все здесь, и все позади. Ты избавилась от Алана, а ты – от Роджера. Можно считать, всем повезло.

– Она первая влюбится и бросит свое искусство, – серьезно произнесла Мэдисон. – Через три года она будет жить в маленьком домике и воспитывать дюжину ребятишек.

– Если не больше, – вставила Лесли.

– Ха! Мое сердце может завоевать только человек в тысячу раз талантливее меня! – заявила Элли. – Так что, если я не встречу перевоплощение Микеланджело, за меня можно не беспокоиться!

– Разве Микеланджело не был «голубым»? – спросила Мэдисон у Лесли.

– Это тот, который отрезал себе ухо? – отозвалась та.

– Ладно! Можете обижать меня, сколько хотите, но теперь мы на равных: вы сейчас тоже в одиночестве.

– Кстати, о «равных»: ведь у нас сегодня день рождения? – вспомнила Лесли. – У меня и, кажется…