Ненужная мама. Сердце на двоих - Вероника Лесневская

Глава 3

Гордей

Писк кардиомонитора пронзает слух и разрывает барабанные перепонки в лохмотья. Спасительная глухота не наступает. Звук проникает глубже, бьет в каждый орган, резонирует по венам, наполняет клетки безысходностью. Открываю рот в нем крике, но лишь хватаю губами воздух. Ловлю руками пустоту, сжимаю кулаки до хруста костяшек, который тоже не слышен – только чувствуется. Ломаются суставы, ломается сердце, ломаюсь… я.

Ее не вернуть… Прямая линия…

Я должен был, но не смог. А она мне доверилась… Все, что мне осталось, - бесконечный ночной кошмар на повторе.

Три недели кромешного ада. Единственный луч света в конце тоннеля – наша дочь. Частичка ее и… причина смерти. Люблю и ненавижу. Готов убить себя за это, но нельзя.

Придется жить… ради них обеих.

Сквозь боль и туман прорывается тонкий детский плач, и я мгновенно распахиваю глаза. Подаюсь корпусом вперед, не до конца разделяя сон и реальность, и спотыкаюсь взглядом о женский силуэт, склонившийся над детской кроваткой.

На автопилоте поднимаюсь и, с трудом передвигая ватные ноги, бреду к ней. Сегодня мой кошмар затянулся, стал почти осязаемым и обрел продолжение.

Понимаю, что она ненастоящая, но малодушно отгоняю эту мысль.

Я дико скучаю...

Я устал. Я сдох и постепенно разлагаюсь без нее… Поэтому протягиваю руку, чтобы дотронуться хотя бы во сне.

- Алиса? – с болью выталкиваю из груди ее имя. Кончики пальцев упираются в острую лопатку. Реальный контакт прошибает меня током и заставляет дернуться.

Что за черт?!

Призрак оборачивается как раз в тот момент, когда глаза привыкают к полумраку. Образ жены стирается, и я различаю черты лица девушки, которая кажется мне смутно знакомой.

- Алисе лучше, жар спадает, - кивает она с мягкой улыбкой, отступая и пуская меня к дочери. Думает, я звал ее… Пусть так.

Медленно прихожу в себя, вспоминая события этого дня. Дотошная соседка на площадке, плачущая дочка на моих руках, незнакомка, появившаяся из ниоткуда, но очень вовремя.

- Виктория… Богданова, - восстанавливаю имя молоденького педиатра в измученном болезнью мозгу. Надавливаю пальцами на виски и массирую до ярких пятен перед глазами.

До чего же хреново! На ногах едва стою… Размяв затекшую шею, выпрямляюсь и стараюсь держать невозмутимый вид. Сложно. Хочется рухнуть, уснуть и… не проснуться.

- Все так запущено? – произносит Вика с толикой иронии, чтобы разрядить атмосферу, но в мелодичном голосе проскальзывают беспокойные интонации. Ее жалость коробит. - Вас до сих пор лихорадит?

Включив ночник, она вскидывает руку, наводит на меня термометр, как пистолет, и целится прямо в лоб. Мельком бросаю взгляд в окно – на улице непроглядная тьма.

Который час? Впервые я так отрубился.

- Как долго я спал? Надо было разбудить, - укоризненно кидаю, пока детский врач измеряет температуру великовозрастному мужику. Свожу брови к переносице, поднимаю взгляд на инфракрасный луч – и небрежно отмахиваюсь как раз в тот момент, когда звучит сигнал.

- Тридцать семь и девять, - проговаривает одними губами, удовлетворенно кивает сама себе, а потом отвечает на мои вопросы: - Несколько часов. Если честно, я пыталась вас будить. Потом еще посудой гремела на кухне в поисках детского питания. Алиску подняла, а вас – нет, - разводит руками, в одной из которых держит пустую бутылочку.

- Извини, что так получилось. Мы тебя задержали.

- Вам помощь нужна, Гордей, - назидательно чеканит, отворачиваясь к моей крохе, чтобы проверить подгузник. - Вы же сами видите, что не справляетесь в одиночку.

- Знаю, как раз ищу няню, но они все какие-то… ненадежные.

- Или у вас завышенные требования? – косится на меня с подозрением. - А бабушки, дедушки?

- Мои родители живут в Беларуси. Мама приезжала после того, как… - осекаюсь на полуслове, не желая произносить это вслух. Разум не принимает. – Когда Алиска родилась, - формулирую иначе. – Без матери я бы первое время вообще не протянул. Потом она вынуждена была вернуться домой. Как только возьмет отпуск, то проведет его с нами. Допрос окончен? – неожиданно рявкаю с раздражением.

Я злюсь не на Вику, а на себя. Слишком откровенничаю с ней. Чужим людям на хрен не нужны мои проблемы, и она не исключение. А я веду себя как пьяный идиот на встрече анонимных алкоголиков. Богданова не нанималась подрабатывать психологом, но продолжает ковырять мои раны.

- А со стороны… жены?

- Мы с ними не общаемся…

Потому что мы с Алиской убили их единственную любимую дочь... Простить не могут.

- Извините, я у вас немного похозяйничала, - заметив мое мрачное настроение, Вика меняет тему. - Можете проверить ценные вещи, - подшучивает аккуратно.

- Проверил, - указываю на малышку в кроватке. - На месте.

Прячет легкую улыбку, с теплом поглядывая на ребенка. Такая живая, энергичная, светлая, что и я невольно поддаюсь, на доли секунды забывшись. Тянусь к ее огню, чтобы согреться. Она как пришелец в нашей пропитанной мраком и негативом квартире. Именно я принес с собой эту тьму, забрал из дома, где мы жили с женой и который я оставил, потому что воспоминания душили. Она там в каждой фотографии, в каждой вещи, в каждом скрипе половицы. Я бы точно свихнулся.

- Я оставила рекомендации и для Алиски, и для вас, - Вика протягивает мне листочки с печатью и свой размашистой подписью. – Мой номер тут, если что, - тычет тонким пальчиком в цифры. – Что ж, мне домой пора. Это бы самый долгий вызов в моей практике, - тихонько посмеивается. Непривычный звук, на который Алиска реагирует с удивлением. Здесь никто даже не улыбается…

- Такси? – проявляю каплю вежливости. Я и так вел себя с ней как последний хам.

- Я за рулем, - деловито выдает, поправляя высокий хвост. Каштановые волосы выпадают из растрепавшейся прически, но это Вику не портит. Наоборот, она кажется более уютной, домашней. Будто живет тут давно, а не приехала осмотреть больную. Гармонично вписывается в обстановку, заполняя пустоту. Или я просто одичал за три недели?

- Поздно уже. Еще и дождь, дороги