До мурашек - Ана Сакру

И украдкой рассмотреть его поближе. Он так изменился. Он - совсем мужчина, совсем другой. И я хочу его разглядеть. Пока медленно подхожу к нему, Лёва молчит, но вижу, как напрягаются его плечи, хоть он и пытается это скрыть, как снисходительно щурит глаза. Не хочет, чтобы ближе была.

Ему неприятно? Наверно. Но мне плевать. Переживет каких-то пару минут.

Останавливаюсь совсем рядом и упираюсь ладонями в перила. Левая рука оказывается так близко от его бедра, что чувствую жар чужого тела, покалывающий кожу. Нос щекочет терпкий аромат геля для душа и чего-то такого, что только его - мужского, пряного, на уровне энергии, которая плотным коконом окутывает меня.

- Сигаретой угостить? - Левка смотрит на меня вполоборота, выгибая светлую бровь.

- Я не курю.

- А я курю, - хмыкает, затягиваясь.

- Насколько ты приехал?

- Около месяца.

- Почему так долго?

- Хотела бы, чтобы меньше? - чуть наклоняется ко мне, криво улыбнувшись.

- Просто интересно, у тебя же работа.

Не отвечает.

- А ты? - спрашивает вместо этого.

- Я...- прикусываю щеку, медля с ответом. Не хочется его посвящать, но он все равно узнает, - У меня на прошлой неделе закончилась реабилитация. Потом будет еще одна, но в перерыв пока тут. У родителей.

- Ясно, - отзывается ровно, - Какие прогнозы?

Кидаю на него выразительный взгляд. Кивает, молча. Он уже самое главное сказал - на сцене мне больше не танцевать. Остальное уже не так важно.

И без того неловкий разговор совсем обрывается. В голове тягучая пустота, на языке тяжелым грузом вертятся ненужные, лишние слова. Дышать получается через силу. Даже вот так просто стоять рядом с ним мне муторно и тошно. Но я не могу пошевелиться, не могу уйти. Ноги будто к террасной доске приколотили. Опускаю голову и разглядываю свой маникюр. Секунды мучительно тянутся. Лёва делает последнюю затяжку и тушит сигарету в пепельнице, оставленной на перилах.

Внутренне подбираюсь, ожидая, что сейчас он оттолкнётся бедром от перил и коротко бросит "пока", но он тоже продолжает стоять.

Только уже не боком опирается, разворачивается к перилам спиной и просовывает руки в карманы джинсов. Не смотрит на меня - глядит себе под ноги, чуть хмурясь и, кажется, о чем-то задумавшись.

- Я не поздоровалась, потому что растерялась, - вырывается из меня само собой.

Резко поворачивает ко мне голову, смотрит в упор. В его глазах совершенно непонятная, напряженная эмоция, и у меня в груди вибрирует в ответ. По телу разливается душное тепло.

- Извини, - добавляю.

- Ничего...

- Ладно, пока, - нахожу в себе силы оттолкнуться ладонями от перил и уйти. Наконец!

- Пока, Гуль, - провожает меня долгим взглядом.

6. Гулико

Если первой моей реакцией на внезапную встречу с прошлым был шок, то спустя полчаса я ощущаю лишь давящее, плотное, как туман в низине, опустошение. Сильные эмоции накрыли и схлынули, оставив только усталость после себя.

Больше мы с Лёвой не разговаривали. Пока я забирала телефон, Лютик успел вернуться за свой дальний столик, укрытый разросшимся в больших напольных горшках диким виноградом. И я лишь коротко кивнула ему, обернувшись, прежде чем выйти из кафе. Даже взгляд не стала ловить - так и не знаю - видел он, что я попрощалась, или нет.

Это неважно.

Уже давно ни черта неважно между нами, потому что давно ничего нет.

Кинув ключи от машины на полочку в предбаннике, захожу в родительский дом. Здесь тихо, темно, пахнет старой добротной мебелью и острыми специями. Кажется, что дом спит, но это не так. Слабая полоска света пробивается в коридор из-под кухонной двери, слышен приглушенный звук работающего телевизора и мамина возня у плиты. Готовить в такой поздний час она может только по одной причине - отца дома до сих пор нет, а она нервничает и так сбрасывает едкое раздражение.

Застываю в коридоре, раздумывая, пойти к матери на кухню или прошмыгнуть в свою комнату на втором этаже, но мама всё решает за меня.

- Дочка, ты? - доносится из-за неплотно прикрытой двери.

- Да, - со вздохом отправляюсь на кухню.

У мамы заняты все четыре конфорки и даже духовка включена. Месит дрожжевое тесто с каким-то остервенелым усердием. Бросает на меня режущий взгляд.

- Ты что так поздно? - ворчливым тоном.

Присаживаюсь на высокий табурет. Устало тру ладонью лицо и подпираю кулаком подбородок, оглядывая мать. Когда-то красивая, и даже сейчас вполне привлекательная, она выглядит изнуренной. Будто устала не только сегодня, а годами копила это в себе. Темные круги под глазами, глубокие носогубные складки, поджатые губы, вертикальные морщины на лбу.

- Ты же сама мне заданий столько дала, пока везде прокатилась...- отзываюсь вслух.

- Много ей заданий, а у меня так каждый день, и ничего, живу, - с упреком.

Предпочитаю пропустить колкость мимо ушей. Рассеянно верчу солонку в руках.

- Есть будешь? - спрашивает мать.

- Двенадцатый час, не хочу, - отставляю солонку.

- Скоро костями загремишь, лица нет, вся зеленая, - на одной ноте выдает мама словно заклинание.

Этот выпад тоже игнорирую. Вступать с ней в пререкания – только дать возможность скинуть в меня негатив как в мусорный бак. А я сегодня и без того полна другими эмоциями.

- Мам, а ты что на кухне, тебе же плохо было, полежала бы, - перевожу тему.

У моей матери диабет, и сегодня с самого утра скакал сахар. Полдня она пролежала стонущим полутрупом в кровати и ближе к вечеру загрузила меня своими