Мой любимый враг (СИ) - Шолохова Елена

Какие всё-таки сволочи ашки. И наверняка Лубенец всё это придумал. Отыгрался за мой отказ и свой позор.

Я отвернулась к окну, притворившись, что мне всё равно. Ольга Юрьевна, наша химичка, голос сорвала, одергивая всех подряд. Но ее никто не слушал, все залипли в телефонах, шептались, хихикали, косились на меня. Чего уж, видео произвело фурор, а я – звезда эфира.

– Ларионова, – хохотнул Шлапаков после химии, – фигасе ты слегка отдохнула. Тебе что за апокалипсис снился? А это ты где прикорнула? На третьем этаже? Там, поди, в соседних кабинетах все сидели и молились.

– Поди ещё забаррикадировались на всякий пожарный, – подхватил волну Окунев. – Блин, а если кто-то в туалет хотел…

– Ты чё? Они там сразу на месте всё сделали, даже те, кто в туалет не хотел. – хохотнул Паутов.

– А кто снимал? Капец, он отважный.

– Ларионова, он хоть жив остался? Тот, кто тебя снимал…

Класс заходился в хохоте от этих тупых шуточек. Особенно развеселилась Женька Зеленцова, бывшая лучшая подруга. Да и остальные глумились вовсю, сволочи.

Только Славка Гольц не смеялся. Молча бросил в мою сторону сконфуженный взгляд и остаток перемены сидел, уткнувшись в учебник. Он меня стесняется, догадалась я. И это было обиднее всего…

– Да не будьте идиотами, – вспыхнула я. – Это ашки наложили посторонний храп для прикола, не ясно, что ли?

Не знаю, зачем я это сказала – разумеется, все всё и так понимали, просто хотелось покуражиться над кем-то. Надо мной, то есть. Да и я ни за что бы не стала объясняться, но Гольц выбил почву из-под ног. Мог ведь поддержать, пусть не словом, пусть хотя бы взглядом. Да что угодно, только не прятать стыдливо глаза, когда из меня сделали посмешище! Пусть у нас с ним ещё не полноценные отношения, но всё-таки что-то между нами уже есть… было… Всё-таки вчера он меня поцеловал, а сегодня отворачивается…

Не дурацкий хохот класса, а стыдливое молчание Гольца меня ранило. Может, это и не стопроцентное предательство, но что-то близкое к этому. Во всяком случае, я чувствовала себя так, будто он меня предал.

Ну и пошел он к черту, разозлилась я. И даже хорошо, что это случилось сейчас, пока у нас нет ничего серьёзного. Вот потом – было бы гораздо хуже и болезненнее. Но в груди все равно сдавило от обиды. Хотелось всё высказать Славке и, в то же время, не хотелось ему показывать, как сильно меня это задело.

– Ларионова, ты хоть выспалась? – продолжали меня допекать наши. – Смотри, на географии не засни. А то Тамара Ивановна не девочка уже, сама понимаешь, возраст, здоровье не то, как бы чего с ней не случилось, инфаркт там какой-нибудь.

– Шлапаков, как бы с тобой чего не случилось, – огрызнулась я. – Достал уже!

Но всем рты не заткнешь. На перемене меня узнавали, смеялись кто – украдкой, кто – в лицо. Особенно шпана резвилась. Пацаны из седьмых-восьмых классов, завидев меня, принимались наперебой храпеть.

Понятно, что через неделю никто про это и не вспомнит, но сейчас было неприятно. Мягко говоря.

Впрочем, в нашем классе уже к концу дня никто не вспоминал про это дурацкое видео. Слава богу, недолог был мой звездный час, а всё потому что его затмила другая суперновость – новенький в 11 "А". Ну и конечно, это был тот самый лощёный блондин...

8

Старшие классы у нас обедают после четвертого урока. Многие в гимназии воротят нос от столовской еды и ходят туда просто потусоваться, но мне, неприученной к деликатесам, нравится, как здесь кормят. Здесь и порции большие, и никто не говорит, как моя тётка, что у меня неприличный аппетит.

К тому же в нашем буфете уютно. Кругом зелень: бамбук и пальмы в каменных кашпо, а на стенах изображены картины. И не просто милая аляповатая мазня, а панорамные городские пейзажи в сизой дымке, очень искусно выполненные.

За каждым классом закреплен отдельный длинный стол, наш – крайний, вдоль дальней стены. А тот, что рядом с нами – занимают ашки.

Обычно мы друг друга демонстративно не замечаем. Холодная война подразумевает взаимное презрение и игнор. Но сегодня наши девчонки обнаружили за соседним столом того самого пижона, кудрявого блондинчика в серой жилетке, и тут же началось:

– О, а кто это? Девчонки, кто это вон там? У ашек что, новенький?

– Ну да, наверное. Кто ещё-то? Раз с ними сидит…

– А как зовут его, интересно?

– Зачётный… – заценила его Женька Зеленцова.

– Вообще модель! – поддакнули девчонки.

– Да ну, слишком смазливый… – фыркнула Филимонова, поправив очки. – И высокомерный. Смотрите, как вилку держит, а? Корчит из себя аристократа.

– Много ты понимаешь! – возмутились наши.

– Было бы что тут понимать. Выпендрежник, – презрительно скривилась Филимонова и, подумав, добавила ещё один веский аргумент: – Не люблю блондинчиков, особенно кудрявых.

Однако всем остальным этот выпендрежник явно зашёл.

– Я тоже не люблю блондинов, но этот так-то ничего такой… – влезла Ленка Баранова. – И вообще-то он не сказать, что прям блондин-блондин. Не белобрысый же. Кого-то он мне напоминает… Он на Джуда Лоу в молодости похож! Вот!

– Кто это такой?

– Британский актер. Известный очень. Правда, уже староват. Ну вы чего? "Молодой папа" же! Блин, гугл вам в помощь!

– Вы только посмотрите, как их девки его облепили! – отметила Зеленцова.

– Дааа. Красовская особенно. И Мурзина. С двух сторон ему в уши лезут, чуть ли не облизывают.

– По ходу, они его уже достали, бедного.

– Почему бедного? Может, ему в кайф.

– Оно и видно по его лицу. У него от такого кайфа, похоже, сейчас изжога начнется.

И правда, новенький вскидывал время от времени взгляд, полный бесконечной тоски, и вообще никак не реагировал ни на Мурзину, ни на Красовскую, которые сидели слева и справа от него и наперебой ему что-то втирали. И в лице его явственно читалось: «Как же вы меня утомили, господи».

Впрочем, Филимонова, по-моему, права: он – просто сноб с барскими замашками, которому всё не так. Он и не ел ничего. Только вяло и полубрезгливо ковырялся в тарелке, будто не понимая, как вообще это можно есть. А давали сегодня, между прочим, пюре и куриную котлетку, политую сливочным соусом. Я с огромным удовольствием уплела свою порцию и, если б можно было, взяла бы добавку.

Однако на молодого Джуда Лоу он и впрямь похож, я погуглила.

К седьмому уроку наши уже разнюхали, что новенького зовут Дима Рощин и переехал он к нам из Питера, а до Питера его семья жила вообще в Германии, если я верно поняла. Ну и, конечно же, все его страницы в соцсетях тоже мгновенно стали достоянием гласности.

– О, смотрите, вот на этой фотке он вообще нереальный секси!

– Где он мокрый под дождем?

– Ага, мог бы и снять футболку.

– И не только футболку!

Девчонки, сбившись в кучку за последней партой, всю перемену перед последним уроком обсуждали его инсту*. Парни над ними вроде как и посмеивались, но без особого вдохновения.

– А это что, у него дома так шикарно? – присвистнула Ленка Баранова. – Боже, хочу там жить.

– Девочки, а какая тачка…

– Смотрю, предки у него явно не простые смертные, – глубокомысленно изрекла Женька Зеленцова, будто это без всяких фоток не видно. Да он так держится, словно они у него вообще цари.

– Блин, вот где справедливость? – сокрушенно простонала Баранова. – Почему этого красавчика к ашкам, а к нам – уродину Сырову?

Настя Сырова – наша новенькая. Пришла к нам две недели назад. Не то чтобы её встретили в штыки, нет. Кто-то из девчонок с ней даже вполне общается. Но в первый же день её обсудили и зачислили в уродины. Обсмеяли и полненькую фигуру, и прыщи, и сальную чёлку, и нос картошкой. Даже фамилию исковеркали: вместо Сыровой стали звать Жировой. Всё это за глаза, разумеется.

– Тише ты! – кто-то шикнул из девчонок, и все оглянулись на Сырову.

Настя сидела за своей партой и притворялась, что ничего не слышала, но проступивший румянец выдавал её с потрохами.