Татьяна Алюшина - Дом, где исполняются мечты

Ознакомительный фрагмент

Принцесска!

Так он ее называл в детстве. Машенька, его огромное счастье! У Стрельцова всегда что-то щемило возле сердца от любви и нежности, когда он смотрел на нее или заходил в ее комнату, когда девочки не было, и видел ее вещички, игрушки разбросанные. Его доченька!

Однажды Машка сильно заболела. Подозревали воспаление легких. Игнат перепугался страшно! До холодных судорог в прессе! Температура шкалила запредельная, чего они только не предпринимали, и приехавшая «Скорая» сбить не смогла. И он носил дочку на руках, ходил по всей квартире, укачивал, рассказывал что-то, песенки фальшиво пел, и все ходил и ходил, не спуская с рук ни на минуту.

К утру температура спала, и они так и заснули на диване вдвоем — он и Машка, оберегаемая кольцом отцовских рук. И оказалось, такой грипп тяжелый, а не воспаление.

Разумеется, она еще не раз подхватывала разные гриппы и коленки-локти вечно разбивала из-за энергии двигательной кипучей, но так тяжело, как тогда, больше не болела никогда.

Стрельцов на всю жизнь запомнил физическое чувство страха, которое испытал в ту ночь за Машку!

А потом она как-то в один момент выросла — спать ложилась еще принцесской с косичками, а утром уж барышней проснулась. И грудь у нее выросла враз, быстро, и тебе все округлости-плавности появились, и походка, и понты девичьи, и косметики-макияжи, и коротенькие, на грани отцовского инфаркта, юбочки, каблуки, и…

И такая тут шняга началась! Только держись! Понеслось подростковое аутодафе родителям! Усугубленное их с Мариной разводом.

О господи, господи! Весь набор противостояния родителей и детей! Спасибо всевышнему, без наркоты и криминала — это Стрельцов знал точно! Сам с ней разговаривал и — да простит его Машка! — просил службу безопасности по-тихому проверить. А куда деваться?! И на том отцовское спасибо, что без таких крайностей! Как сказал его отец: «И это большое счастье!»

На большое счастье необходимость терпеть все ее выкрутасы не тянула никак!

Но кто бы мог ждать беды с другой стороны? Стрельцов, как только представлял, что какой-то мужик проделывает с его девочкой, что обычно мужики проделывают, у него пелена перед глазами плыла! Как ее там в книгах называют? Кровавая? Во-во! Именно такая — бешеная!

Он все успокаивал себя, цыкал на разбушевавшееся воображение: ну, может, тот козел, которого по-хорошему придушить бы надо, и не проделывал с его девочкой ничего подобного!

И тут же взрывался возмущением беспредельным: да, а что, шесть недель беременности ей ветром надуло?!

И вновь принимался себя остужать, успокаивать: ну, может, пацан какой, ровесник, такой же неграмотный в этом деле, как и она?

И погнали заново: пацан не пацан, но занимались они именно тем, от чего дети получаются!

Так накрутил себя, что даже сердце заныло от размышлений таких. Стрельцов потер рукой грудь, успокаивая ретивое и сознание, и сердчишко.

— Вам плохо? — спросила сердобольная пожилая женщина, сидевшая рядом. — У меня есть валидол и нитроглицерин, вам дать?

— Спасибо, — поблагодарил он, — не надо.

Не скажешь, конечно, что ему хорошо, скорее ближе к хреново, но не до такой же степени. Валидол — это, пожалуй, перебор.

Ничего. Разберемся!

Главное, Машку найти!

Инга несколько раз осторожно, чтобы не потревожить Стрельцова, заглядывала в гостиную. Ночной вторженец спал, не реагируя ни на какие звуки в доме. А звуки активной утренней жизни домочадцев приглушить, несмотря на все старания, было, как говорит ее сын Федор, полный бесполезняк!

Утро доброе началось с громогласного баса сыночка.

— Мамулька, привет! — заявившись в кухню по дороге в ванную в одних труселях, поприветствовал ее отпрыск родной пятнадцати годов.

— Не шуми, у нас гость спит, — предприняла попытку утихомирить сына Инга.

— Это Маня, что ли? Так она уже встала, вот очередь за ней в коммунальную ванную занял. Дожидаюсь! — балагурил с утренней жизнерадостностью Федька.

— Не Машка, а папаня ейный ночью прибыли, — разъяснила Инга, ловко переворачивая тонюсенький большой блин на сковородке.

Народу в их «цирковой труппе» прибавилось, следовательно, прокорму требовалось поболе, вот она и старалась дежурной кухаркой.

— Да ты че! — хохотнул Федька. — Маня офигеет!

— Почему у меня такое чувство, что сей факт не слишком ее обрадует? — поинтересовалась Инга и хлопнула Федьку по руке, потянувшейся стибрить блин с тарелки. — Сначала умываться!

— Да полно вам, маман, — продолжал радоваться жизни отпрыск, — отрок кушать хочут.

— Иди, иди, — вытолкала его из кухни «маман», — и оденься, у нас в доме барышня, неча исподним трясти, девушку конфузить!

Федька был выдворен, очередной блин ловко перекинут на тарелку, блинная исходная на сковородку, и тут из коридора донесся легкий скрип, сопровождаемый дробным постукиванием.

— Ну что, — встретила новоприбывших Инга, — тяжелая артиллерия пожаловала?

— Доброе утро, Ингуша, — въехала на инвалидном кресле в кухонное пространство бабушка, сопровождаемая верным Степаном Ивановичем.

— Что-то вы припозднились сегодня? — поинтересовалась Инга.

— Прихорашивались, — доложилась бабушка. — До меня дошли слухи, что нас посетил мужчина. — И она вопросительно подняла искусно подведенную карандашом бровь.

— Да бросьте вы, Анфиса Потаповна, — усмехнулась Инга, — доносить-то некому-с было. Уж признайтесь: информация из первых рук, полученная методом подслушивания.

— Нехорошо стыдить пожилого человека, — попеняла бабушка и лихо подрулила к месту обычной своей дислокации за столом.

Управлялась она, надо заметить, с этим электрокреслом, как Шумахер со своей машиной.

— Да, я слышала прибытие ночного гостя и твое с ним общение, — призналась бабушка, добавив немного порицания для приправы. — Разговаривали вы, скажем прямо, на всю лестничную площадку.

Степан Иванович громко хрюкнул, выказав полное и категорическое неодобрение гостя незваного и общения Инги с ним. Читай: черт-те что, сплошной беспорядок в доме! Шастают всякие! И вообще, что за дела такие — завтракать пора!

— И не умничайте! — напустилась на него Инга. — Вы вообще ночью вели себя по-свински, Степан Иванович! Заявились тут с проверкой, может, чего пожрать перепадет, чуть гостя не покусали, да еще презрение выказывали!

— Хрю! — отозвался на заяву Степан Иванович с явным пренебрежением.

Что означало: «Да какое мне дело до ваших гостей! Подумаешь, ходят тут! А территорию на предмет шума непонятного проверить обязан!»

— Степан Иванович при своей ответственности, — поддержала его бабушка.