Муж понарошку (СИ) - Князева Мари

Надя сама подгоняла его – помогла избавиться от футболки, потянула вниз шорты. И тут ему самому стало не по себе. Как же он сделает ей больно? Это ведь его Наденька – он и так непростительно измучил ее за этот год...

Она заметила его нерешительность, притянула к себе, обняла руками и ногами, стала целовать нежно и страстно, сводя его с ума.

– Я хочу этого, Алёша, правда, очень хочу!

– Тебе будет больно, – хрипло прошептал он.

– Я знаю. Ничего страшного. Я готова. Это ведь только в первый раз...

– Не хочу делать тебе больно, – выдохнул Алёша.

Вместо ответа Надя опять поцеловала его, подалась навстречу, раскрылась всем телом. Этого он вынести не смог. Освободил ее от остатков одежды и сделал её своей. Окончательно и навсегда. Только своей. Она никому не принадлежала до него, и он уже никогда никому ее не отдаст.

Надя трогательно сдерживалась, чтобы не застонать от боли. Чтобы не расстраивать мужа. Его маленькая отважная малышка, думающая прежде всего о других, а потом уж о себе. Алексей знал, что все это только для него. Она терпит боль, побеждает страх, раскрывается, когда отчаянно хочется сжаться в комок, только ради него. Чтобы ему было хорошо с ней, чтобы он был счастлив и удовлетворен.

Едва удостоверившись, что преграда разрушена, Алексей остановился и лег рядом с Надей, крепко прижав ее к себе.

– И все? – прошептала она дрожащим голоском. – Это все?

– Неет, – улыбнулся Алёша и поцеловал ее в макушку. – Это только начало. Но тебе на сегодня хватит. Пусть заживет.

– А тебе? Как же ты? Я хочу...

– Я знаю. За меня не беспокойся, любимая. Я подожду.

Какое счастье – называть ее так вслух! Не скрывая правду ни от нее, ни от себя. Любимая. Чудесная. Красавица. Малышка.

– Алёша! – послышался из коридора голос матери. – Надюша! Ужинать!

Они оба вздрогнули от этого звука из внешнего мира.

– Идем, мам! – откликнулся Алексей, бережно положил Надю на кровать, осторожно высвободил из-под нее свои руки.

– Скажем им? – тихо спросила она, глядя на него просительно, почти умоляюще.

Ему хотелось пошутить: мол, зачем? Вот появится первый внук – тогда и скажем, но Надино личико выглядело таким серьезным и печальным, что он не посмел играть ее чувствами:

– Ну конечно. Это ведь наша семья. Надо им сказать.

Ее личико вдруг стало очень серьезным.

– А почему ты сдался? Что случилось? Почему ты раньше твердил, что это невозможно, а сегодня...

– От судьбы не уйдешь. Я тоже не могу победить это чувство. Но за последние несколько месяцев мне начало казаться, что у тебя это получилось. А я не могу. Я схожу по тебе с ума, как мальчишка. Я плохо сплю ночами и вообще неуютно себя чувствую, когда тебя нет рядом. А сегодня ты сказала... что по-прежнему любишь меня.

– Но в прошлый раз ты сказал, что мы не можем быть вместе, несмотря ни на что…

– Я много в чем заблуждался, малыш. Думал, что я сильнее сентиментальных чувств к женщине... А попался, как пацан. И еще этот Василий... Пришел требовать прав на тебя, щенок! И чем черт не шутит – не он так другой, а у меня искры сыпятся из глаз, когда я представляю, что тебя обнимет кто-то, кроме меня!

Надя засмеялась:

– Глупый! Я ни разу ни на кого не посмотрела с тех пор, как вышла за тебя...

Их очередной пылкий поцелуй прервал голос отца:

– Лёш, ну вы где там? Мы ж вас ждем, есть охота!

Надя беззвучно засмеялась, прикрыв свои очаровательные глазки, а Алексей крикнул:

– Мы бежим, одна минута!

И продолжил целовать свою жену. Слишком долго он ждал, чтобы иметь такую возможность, невыносимо было ее упускать. В конце концов, Надя не без труда выбралась из-под него, сетуя, что нельзя заставлять родных столько ждать. Она наспех оделась и убежала в душ, а Алексей замер над простыней, на которой они только что лежали в обнимку. Там алели несколько красных капель.

Когда Надя вошла к нему, уже умытая и причесанная, Алексей был полностью готов.

– Тебе больше не нужно стучать, – сказал он, беря ее за руку и выводя в коридор. – Теперь это и твоя комната.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Я нескоро к этому привыкну! – поежилась Надя, но личико ее выглядело довольным.

Глаза родителей непроизвольно остановились на их соединённых руках. Мать отмерла первой и сказала:

– Алёша, Наденька, ну наконец-то! Садитесь, родные, кушать пора!

Алексей усадил жену, бережно придерживая ее за талию, и сам сел с нею рядом, а рука так и осталась на девичьей спине. Отец смотрел на эту руку, недоверчиво ухмыляясь, и  тут Алёша, слегка откашлявшись, сказал:

– Мам, пап, у меня есть для вас одна, кхм... новость.

Родители замерли, уставившись на сына.

– Дело в том... В общем, мы с Надей... Ээ...

– Мы по-настоящему любим друг друга, – не выдержала девушка.

Мама резко села и чуть не промахнулась мимо табуретки – хорошо, что отец ее придержал.

– Теперь мы женаты по-настоящему, – закончил за нее Алексей.

– Оссподи, свершилось! – всхлипнула мама.

Правая рука ее лежала на пышной груди, но лицо выражало острую радость, хоть и со слезами на щеках. Она подскочила, принялась хватать по очереди то сына, то невестку, обнимать, целовать, умывая их своими слезами счастья и умиления.

– Я о такой дочечке только мечтать могла... – лепетала мать и тут же просила: – Только вы уж с детками не задерживайтесь, пожалейте старушку... Уж больно внуков охота понянчить...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Надя послушно кивала, а Алёша увещевал разошедшуюся свекровь:

– Мам, ну какие дети? Наде надо учиться...

– Это успеется! – отмахнулась она. – Главное дитьку поскорее родить... Ой, Надюша, уж как я ждала этого момента, как ждала...

Отец достал из буфета наливку, капнул всем понемножку в стопки. Мать причитала, что как же это, они уже целый год потеряли, что у нее на руках уже могла быть 3-месячная дитька – ведь это настоящее преступление против бабушки...

Надя смотрела на всех них с радостной умиротворенной улыбкой. Она была настолько прекрасна, что у Алёши болело в груди от созерцания этого совершенства. Ему не верилось, что можно быть настолько счастливым в этом мире...

* * *

После ужина они отправились к себе – в свою общую супружескую спальню. Необычайное это было ощущение. Надя только на минуточку заскочила в свою старую комнату – переодеться в ночную сорочку – и с яростно трепыхающимся сердцем вошла к мужу. Он ждал ее в постели. Надя бывала здесь вечером прежде и знала, что Алёша спит в футболке с коротким рукавом и тонких штанах, но сейчас наблюдала его обнаженную мускулистую грудь, и от этого сладко схватывало в животе.

По правде говоря, ей было очень больно в тот их первый раз, что случился пару часов назад, но её все равно влекло в объятия мужа. Словно какое-то шестое чувство подсказывало ей, что самое страшное позади – суровые и безжалостные врата в супружескую жизнь – а впереди ее ждет только удовольствие и новый неизведанный мир.

Надя поспешно скользнула к Алёше под тонкое одеяло и с наслаждением прижалась к его сильному горячему телу. Он обнял ее одной рукой, а другой стал гладить по голове, плечам, рукам, целуя то в щечку, то в шею, то в ключицу. Это было такое непередаваемое удовольствие, что хотелось мурлыкать. Сколько раз она воображала их объятия в постели! Но все равно не могла представить, какое это блаженство. Она буквально таяла в его руках и никак не могла насытиться Алёшиными прикосновениями.

А потом ее руки сами потянулись снять сорочку, но муж остановил ее:

– Надюша, погоди, еще рано...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она посмотрела на него удивленно, разочарованно. Желание разливалось по ее телу, оно жаждало соединения с ним.

– Тебе сейчас опять будет больно, – принялся терпеливо объяснять Алёша. – И это настоящая пытка для меня. Хочу, чтобы тебе было хорошо. Давай подождем денёк-другой и сделаем все правильно...