Алена Левински - Изменяю по средам

– А если я разведусь, вы на мне женитесь?

Юные глазки забегали, нижняя губа дрогнула, Леша спрятал руки за спину.

– И жить мы с Гришкой приедем к вам, потому что больше некуда. Квартиру отсудить у меня не получится, ибо жилплощадь принадлежит свекрови.

– Мы еще плохо знаем друг друга, – сбивчиво заговорил мальчик, – я не могу ни исключить, ни подтвердить такой вариант развития событий.

– Молодец, – похвалила я, – не рванул сразу прочь, что уже приятно. Ладно, если что – я тебе сообщу.

Когда я вернулась домой, все были в сборе. Свекровь закатывала фарш в бледную ошпаренную капусту, Гришка складывал паззл, но самое удивительное – дома был Антон. Он уныло рылся в корзине с грязным бельем.

– Собираешь вещи? – поинтересовалась я, заглянув в ванную.

– Дура, – грубо отозвался муж, – хочу постирать свои рубашки. От тебя не дождешься.

– А ты помнишь, что наша стиральная машина на ладан дышит? – оживилась я. – И, кстати, я неоднократно тебе об этом говорила. Судя по запаху, там что-то горит.

– Это наша жизнь горит, – огрызнулся Антон, – а с машиной все в порядке. Это я тебе как инженер говорю.

Он сгреб в охапку свои грязные рубашки и понес на кухню.

– Антоша, оставь, я руками постираю, – несчастным голосом сказала свекровь, бросив на меня косой взгляд.

– Не надо! – твердо отказался Антон. – Я сам.

Он запихнул рубашки в темное чрево машины, закрыл дверцу и установил программу стирки с пристрастием.

– И вообще, – выпрямился грозный муж, – загрузили белье, включили машину – и чтоб полчаса ноги ничьей в кухне не было. Не мешай ей стирать! Что бы там кому-то ни показалось!

– Антошенька, я не могу уйти, у меня тут голубцы, – засуетилась свекровь, складывая толстенькие цилиндрики в кастрюлю.

– Можешь. Я сказал!

Для убедительности Антон погрозил голубцам пальцем и вышел, не глядя на меня. Свекровь залила в кастрюлю томату и отставила ее на угол стола.

– Все из-за тебя, Маша, – прошипела злобно, – Антон места себе не находит!

– Найдет, под какой-нибудь юбкой, – съязвила я, – еще вспомните меня, еще пожалеете…

Мария Петровна презрительно хмыкнула, что, вероятно, должно было означать «любая шалава будет лучше, чем ты», и ушла к себе.

Через минуту потянуло гарью. Я не шевельнулась, удобно устроившись перед телевизором. Потянуло сильнее – я ноль внимания. Раздался легкий хлопок, Антон, терзавший в это время компьютер, вскочил и рванул в кухню. Я продолжала сидеть, мне ж сказали полчаса к машине не приближаться, что бы там ни было. Я не физик, я женщина.

С кухни повалил дым. Любопытство взяло верх над послушанием, и я решила заглянуть. Стиральная машина горела, муж резво заливал ее водой. Сразу видать: физик по образованию. Свекровь, держась за сердце, охала и причитала что-то об инфаркте.

Завидев меня, Антон швырнул ковш в кухонную раковину и рявкнул:

– И пусть! Пусть все горит синим пламенем, как эта рухлядь! Хочешь развода? Я не буду возражать! Только Гришку я тебе не отдам!

– Даже и не думай, что я позволю какой-то лахудре приблизиться к моему ребенку! – завопила я, теряя самообладание.

Антон пнул газовую плиту, я с размаху швырнула чашку на пол. Свекровь чихнула по-мышиному и мгновенно исчезла в своей комнате. Антон хватил об пол второй чашкой, я замахнулась третьей. Небьющаяся посуда заскакала горохом по старому линолеуму.

Глава 23

Драма «Три поросенка»

Ганс недовольно морщил лоб и теребил в руках новенький паркер. Лидочка стояла перед ним как королева Антуанетта перед гильотиной, – обреченно, но гордо.

– Вам надо бежать от волка быстро, – объяснял Ганс, – он страшный.

Верстальщик Дениска плотоядно оскалился.

– Бежите еще раз! – И немец взмахнул паркером, как дирижер – палочкой.

Лидочка шумно вздохнула и мелкими приставными шагами заскакала в угол комнаты, силясь изобразить на лице соответствующее действию настроение. Дениска пошевелил усами, сказал «Р-р-р-р» и, скрючив пальцы, ринулся за ней.

Второй час шла репетиция выступления «Гали» на корпоративной вечеринке. Марина нервно поглядывала на часы, Надька пыталась привязать к чудовищному поросячьему носу из папье-маше тоненькую резинку. У меня на коленях лежали идиотские крылья из поролона, какие на католическое Рождество привязывают на плечи маленьким девочкам, изображающим ангелочков. Алюминиевый каркас на левом крыле был выгнут, на правом в поролоне имелась дырка. Стрекоза походила на инвалидку.

В комнату заглянула Сусанна Ивановна, сдержанно улыбнулась Гансу и кивнула мне, приглашая выйти. Я отложила поролоновые крылья и тихонько, дабы не смущать Лидочку в ее мучительных актерские потугах, вышла из комнаты.

– Маша, я по поводу вашего заявления на отпуск, – сказала Сусанна Ивановна. – Оно подписано и уже в бухгалтении. У меня еще одна хорошая новость. Вам как редактору рубрики «Путешествия» рекламный отдел может предложить тур со скидкой. Если не ошибаюсь, у них есть информация о горящей путевке в Турцию. Вы едете одна или с семьей?

– С сыном, муж очень занят на работе.

– Тогда поднимитесь в рекламный отдел сейчас, уточните даты и условия.

«Вот и славно, – подумалось мне, – значит, это судьба».

Горящая путевка пылала предложением отдохнуть в течение десяти дней в четырехзвездном отеле под Аланьей. Питание, в том числе турецкие алкогольные напитки, включено. Дивный пейзаж, ознакомительная экскурсия по городу и массовик-затейник для детей. Вылет – через три дня. Я, не раздумывая, согласилась.

Поедем с Гришкой на курорт, он будет плескаться в море, а я – думать о жизни. Антон за это время разберется со своей лахудрой. Заявление на уничтожение брака подадим потом, когда мы с сыном вернемся. Если Антон будет настаивать.

Гришка носился по детской площадке, нарочно поднимая пыльные тучи. Я поискала глазами няню, но встретилась взглядом с собственным мужем, зловеще восседавшим на облезлой лавке у песочницы. Рядом сидела глухая старушка из нашего дома и худенькая мрачная девочка лет шести.

– Заколдобилось-то, ой заколдобилось, – приветливо сообщила старушка.

– Дождь будет, может и с грозой, – поддержала я разговор, присаживаясь между бабкой и Антоном.

– Козой? Не, козу немцы забрали, в сорок первом, – грустно сказала старушка, глядя на небо. – Как сейчас помню, пришел офицер, рыжий-рыжий, как пес. Пощупал козу, пощупал меня, сплюнул – и увел животину…

– Немцев же вроде в Москве не было, – прокричал Антон.

– Так капицкая я, – вздохнула бабушка.

Я тихонько дотронулась до ноги Антона. Тот встрепенулся, как от осиного укуса, и прошипел:

– Что еще?