Ненавижу тебя, сосед (СИ) - Манило Лина

Слухи — мой личный триггер. Кому уж как не мне знать, какой разрушительной силой они обладают? Но связываться с Полиной — смешно. Жалко буду выглядеть.

— Ой, гляньте, — Наташа, которую перевели в нашу палату только вчера и она вообще не из нашего вуза, просто эпидемией зацепило, тычет пальцем в окно. — Какая тачка подъехала! Краси-и-иво…

Услышав слова Наташи, девочки бегут к окну, толпятся, и Полина сообщает мрачно:

— Лавров…

Сердце делает кувырок, радостно трепещет. Руки дрожат, и я чуть было не душу себя шарфом, до того яростно его наматываю.

— Это тот красавчик? — уточняет Наташа. — Хорошенький какой… это у вас такие парни учатся?

— Ага, у нас красивые парни, — обжигает меня злым взглядом завистливая Полина. А Наташа, не понимая ничего в хитросплетениях наших взаимоотношений, нахваливает Демида, а мне смешно от выражения лица Полины.

— Выдыхай, Поля, тебя сейчас перекосит, такой и останешься, — советую миролюбиво, хотя мне большого труда стоит даже с пуговицами справиться, не то что с Полиной. Нервничаю, а ещё соскучилась. Очень.

— Интересно, за кем он приехал? — Наташа носом влипает в окно, а остальные девчонки расходятся по палате, будто никто вопрос не слышал. Им будто бы неловко становится. Они хорошие, только языки длинные.

Я подхожу к окну, смотрю на стоящего внизу Демида, и в этот момент он будто чувствует меня. Безошибочно находит взглядом, улыбается широко и машет двумя руками, подняв их над головой.

— Ух ты, — восклицает Наташа и с восхищением на меня смотрит. — Поздравляю, подруга. Такого парня отхватить…

— Я этого парня отхватила, когда у него даже кадык не вылез, — улыбаюсь и, послав Демиду воздушный поцелуй, в оглушительной удивлённой тишине выбегаю из палаты, отсекая себя от серпентария.

Фу, слава богу это закончилось. Пусть дальше в своём яде варятся, змеюки.

— Ясенька, только не забывай принимать препараты! — добрая Ниночка ловит меня на лестнице и касается плеча. — И о лёгких своих не забывай, береги их. Себя тоже береги!

Я обещаю быть хорошей девочкой, желаю Ниночке всяческих благ, найти мужа хорошего — знаю, что мечтает о нём изо всех сил, — и спускаюсь вниз по сверкающей чистотой лестнице. Несмотря ни на что, о больнице этой у меня останутся хорошие воспоминания.

Когда до выхода остаётся пара шагов, я останавливаюсь. Снова становится трудно дышать, но это уже от радости будущей встречи. Как же я соскучилась, и эти ощущения выбивают меня из колеи окончательно.

Всё-таки я слишком глубоко влипла в Демида, и с этим ничего не поделаешь. Лёжа тут, получая от него приветы и записки, волнуясь о его самочувствии, это поняла очень остро.

А ещё скучаю по девочкам, и даже по Обухову, по дому нашему новому, по вузу, с его огромными аудиториями с лепными потолками и широкими колоннами. И по маме, но… но, судя по пропущенным звонкам на телефоне, который мне отдали медсёстры, родители продолжают меня игнорировать.

Кончик носа щиплет и чешется, как и веки — вот-вот снова заплачу. Я не знаю, где силы в себе нахожу, чтобы выйти из двери и окунуться в неожиданно тёплый осенний день. Будто не выпадал первый снег три дня назад, а птицы не разлетелись по южным краям.

— Яська! — меня сбивают с ног две очумевшие от радости безумные девицы. Рыжие хвостики лезут в нос, светлые волосы Ивашкиной щекочут щёки, а две пары рук мнут рёбра, вот-вот задушат. — Как мы соскучились, как мы волновались! Только попробуй ещё раз заболеть, по жопе получишь!

Я уже говорила, что обожаю этих дурочек? Могу повторить ещё тысячу раз. И очень жаль, что моя Юлька сиднем сидит в Красновке и приехать сможет только к Новому году. Они бы обязательно подружились, уверена в этом.

— Ладно, потискались и будет, — Дашка отстраняется первой и тянет за руку Ивашкину. — У меня тут неподалёку дело одно есть, а Оля мне помочь обещала.

— Да? — таращит глаза Ивашкина, а Даша крепче сжимает её ладонь. — Чёрт, точно! Забыла на радостях. В общем, мы побежали. Дома увидимся!

И правда, убегают, и я наконец замечаю Демида. Он стоит, скрестив ноги, опирается на машину и смотрит на меня искоса, едва заметно улыбаясь. Его глаза… о, сколько в них эмоций, сколько жажды и тоски. У Лаврова очень взрослый взгляд, пожившего и много пережившего, и мне хочется в такие моменты, когда он беззащитный перед самим собой, обнять и укутать, спрятать ото всех и всего.

— Привет, — губы сами по себе расплываются в улыбке, я так рада видеть его. — Почему сразу не подошёл? Или ты просто девочек привёз?

— Это девочки со мной приехали, — плавно отталкивается от корпуса машины, протягивает мне руку, приглашает ближе подойти, и я делаю пару несмелых шагов.

Мне просто нравится тянуть время. Предвкушать. Оттягивать момент, когда его руки коснутся меня и тогда всё вокруг пропадёт, потеряет смысл.

— Я соскучилась, — говорю и вовсе не стыдно за свою откровенность.

Демид теряется, но тут же улыбка его становится шире. Я вижу по глазам, что его тревожит что-то, волнует, но он молчит, только шаг ко мне делает. Ещё один, третий, и вот его руки на моей талии, подхватывают вверх, заставляют обнять его за шею, крепче держаться.

— Соскучилась она, — он зарывается носом в мою шею, втягивает аромат, а я закрываю глаза и плевать на всё. Просто мне хорошо, просто я счастлива, и неважно, что в окно сейчас на нас пялятся. Пусть, их проблемы. — Поехали, а то сейчас тут начнётся неприличное кино.

Смеюсь, когда Демид несёт меня к машине, бормоча какие-то глупости. О том, что тоже скучал, что сны видел, переживал и чуть не чокнулся, когда понял, что я тоже заболела. Как плохо ему было от мысли, что заразил меня. Дурачок какой, разве он виноват, что ко мне зараза прицепилась, а астма дала о себе знать?

Я глажу его по волосам, по щекам — мне хочется касаться его, чувствовать. Мысли в голове похожи на мягкие облачка, и мне так хорошо сейчас, что мечтаю замереть в мгновении и никуда из него не выбираться.

Демид усаживает меня на соседнее сиденье, тягучими соблазнительными движениями пристёгивает ремнём безопасности, не забыв коснуться меня в самых разных местах. Даже сквозь одежду я ощущаю его, и так сладко.

Когда Демид захлопывает дверцу, не торопится ехать. Напротив, он подаётся ко мне, целует мягко, но с каждой секундой углубляет поцелуй, превращает его в жаркий ураган.

— Мне тебя не хватало, — повторяет и утыкается носом в моё плечо. И снова: — Прости.

Его голос виноватый, и кажется, что просит прощения не только за грипп.

— За всё прости, — отвечает на мои мысли. — Мало того, что все нервы тебе истрепал, так ещё и чуть не убил.

— Да ну тебя! Это же просто грипп.

— Ага, не будь у нас свиданий, ты бы и не заболела. Вон, девчонки твои в порядке. Нет, Синеглазка, это я виноват.

Я глажу его по голове, перебираю мягкие пряди, целую в макушку.

— Поехали? Я есть хочу.

Мы долго катаемся, заезжаем в закусочную, где поглощаем по паре бургеров, потом в кофейню, просто кружим по улицам. Демиду периодически кто-то звонит, но он сбрасывает звонок, лишь мрачнея каждый раз. А я вдруг решаю, что хочу поделиться с Демидом историей, которая чуть было меня до нервного срыва не довела. Мне нужно рассказать об этом, иначе взорвусь.

Мы сидим в машине, пьём кофе, а я в красках рассказываю о болтовне девчонок, о встрече с Рузанной, о её беременности.

— Когда-то это должно было произойти. У Ника маловато принципов и порядочности, — пожимает плечами Демид, и вдруг замолкает. Думает о чём-то, тяжёлые мысли ворочает в голове, и я вижу их отражение в потемневшем встревоженном взгляде. Наконец спрашивает каким-то чужим скрипучим голосом: — Ты сказала, её Рузанна зовут?

— Ага, красивая такая. У неё восточные корни и говорят, что очень злой брат. Любого за неё грохнет. Как она вообще умудрилась забеременеть с таким-то контролем?

Демид бледнеет, резко впихивает мне в руку свой стакан с недопитым кофе и, глядя на дорогу, заводит мотор, и звук его в полной тишине, как рёв дикого зверя. Пугает.