Стоять, бояться, раздеваться! - Мария Сергеевна Коваленко

Картинка напоминала немое кино: доктор открывал и закрывал рот, улыбался, указывал на дверь за спиной. А Пожарская только сильнее цеплялась в окаменевшего Бадоева и трясла головой.

Мозг сбоило ничуть не меньше. В черепушке, словно из старого, охрипшего магнитофона, звучали какие-то слова врача... «Положение», «беременность». Язык казался русским. Только все они почему-то были незнакомыми.

Так, в глухоте и неожиданном склерозе, прошло, наверное, минуты две. А потом уставший говорить впустую доктор громко, как настоящим глухим, прокричал:

– Кресло-коляску подать?

Это были первые пробившиеся сквозь звон в ушах слова. Обрадованная, Вероника тут же захотела сказать «нет», но Руслан ее опередил.

Будто заболел самой тяжёлой формой ангины, он кашлянул и хрипло произнес:

– Подать. Две штуки!

Возможно, это было лишним, возможно, после героического «похода» в палату на мужских руках позорным, но спустя пять минут Вероника искренне радовалась, что не нужно на дрожащих ногах самой бороться с земным притяжением.

Чего и следовало ожидать – огромный Бадоев не поместился в новенькой модной коляске. Попа влезла, плечи торчали по сторонам от спинки, но пристроить длинные ноги так и не удалось. Зато, немного очухавшись, он сам покатил Веронику. И в этот раз на пороге процедурного кабинета его не смогли остановить ни медсестра, ни врач.

Впрочем, они сильно и не пытались. Будто понял, что перед ним особый случай, терапевт махнул рукой и отправил медсестру за узистом. А сам принялся снова натирать стекла очков.

От этих монотонных движений Веронике спустя минуту стало легче. Внутренняя пружина начала разжиматься. На смену панике пришло спокойствие. И к приходу узиста она успела себя убедить, что доктор ошибся.

– Глупость какая-то, – фыркнула, устраиваясь на жесткой кушетке.

– Ты выбросил деньги на ветер. Говорила же, что не нужно меня никуда везти, – с важным видом сообщила она Руслану.

– Никого там нет, – раздраженно сказала узисту.

Но уже через секунду тот повернул к ней монитор, указал на маленькое темное пятнышко, и следующая фраза застряла у Вероники в горле.

– Акушерский срок – четыре недели, как я и говорил, – в полной тишине произнес вытерпевший все нападки Пожарской терапевт. – Поздравляю.

После такой новости перед глазами Вероники все закружилось, совсем как перед обмороком в гараже. Наверное, если бы не лежачее положение, падения было бы не избежать.

Но опытный узист придержал ее за руку. Медсестра на всякий случай достала ампулу с нашатырем. И, пока все вокруг суетились, вместо будущей мамочки в подобие обморока рухнул Руслан.

Нет, он не упал на пол – всего лишь приземлился на каталку Пожарской. Но тряхнуло, как во время землетрясения.

Вместе с этой встряской в голове Вероники все неожиданно встало на свои места.

– Но этого не может быть... Как? – Она снова повернулась к монитору. Тот уже ничего не показывал, но все поняли, о чем речь.

– Вы не первая, кто так говорит, – вмешался в диалог узист. – Если бы я с каждого брал хоть тысячу, озолотился бы уже.

– Боже... Я столько лет пыталась забеременеть... – Вероника посмотрела на Руслана. – А он вообще... – Махнула рукой.

– И это мы тоже слышим регулярно. – Узист заулыбался. – У тех, кто планирует беременность, часто бывают проблемы. Бог не любит чужие планы. А когда без них, случайно – так и организму легче, нет ожидания, нервов. И ему, – врач пальцем указал на потолок.

– Наверное... – Пожарская погладила свой плоский живот и, пряча слезы, отвернулась к стене.

– Так, меня в приемном покое уже ждут, – снова переключил на себя внимание терапевт. – Думаю, эти двое здесь справятся сами, – он взглядом указал на Веронику и Руслана. – А нам лучше пойти.

– Да, точно... Там какая-то девушка сидела! – Будто дрессированная, медсестра тут же засеменила в сторону двери. Даже не оглянулась.

Спустя несколько секунд, отключив всю технику, за ней вышел и узист.

После того как персонал ушел, наверное, должно было стать легче. Во всяком случае, не осталось лишних глаз. Никто не говорил про чудеса и не смотрел как на душевнобольных.

Но Вероника чувствовала, как вместо спокойствия внутри поднимается настоящая буря... Целое торнадо из разных эмоций, которые совершенно нереально было сдерживать.

– Я не знаю, что тебе там перерезали, но от святого духа я залететь не могла! – вырвалось у нее с истерическим смешком от первого же взгляда на Руслана.

Тот, потерянный и окаменевший, в ответ лишь сглотнул.

– И не смотри так! – Пожарская уже и не пыталась остановиться. – У меня не было никого кроме тебя. Там, рядом с дачей, вообще ни одной живой души не было. Только твой сосед! Но он лишь снег во дворе почистил. Мы даже чай попить не успели, как явился ты и устроил стриптиз!

Вместо споров и разговоров о соседе Руслан моргнул.

– Если скажешь, что это не твой ребенок, я тебе лично что-нибудь отрежу. И на этот раз не срастется!

Смех и слезы перли из Вероники так же, как и слова. Без пауз и передышки. Гладя свой живот, она уже не смотрела на Руслана. Не ждала его ответов. И сама говорила за двоих.

– И на аборт я не пойду! Возможно, папка у него идиот, но я уж как-нибудь воспитаю малыша нормальным человеком. Самым любимым... Моим золотым.

Всхлипнула от счастья.

– Маленький мой... Хороший... Чудесный. Я так долго мечтала о тебе.

Слезы лились и лились. Мешали говорить. Но молчать казалось сложнее.

– Мы вдвоем обязательно справимся. Без твоего глупого папки, который даже сказать ничего не может!

Последние слова прозвучали с особой интонацией – смесью злости, отчаяния и надежды. Только и в этот раз Руслан ничего не произнес.

Будто памятник, он до хруста сжал поручни коляски.