Джанет Дейли - Золотой мираж

Кит рассмеялась и поцеловала его в щетинистую щеку.

– Ты говорил мне то же самое, когда мне было шестнадцать.

– В шестнадцать ли или в шестьдесят, я говорю тебе правду, – проворчал старик, пытаясь не показать, как обрадовал его поцелуй Кит.

Но его замечание вызвало легкую грусть. В шестьдесят Кит едва ли будет ездить верхом по этим горам, тем более что она продаст свое ранчо. Хотя не раз, бывало, мечтала о том, что счастливо состарится в родных горах.

– Почему вы сидите здесь в темноте? Вас не пугает холод? Идемте-ка в дом, – жестом пригласил их Старый Том. – Горячий кофе ждет вас. И шоколадный торт. Сэдди испекла. Немного суховат, правда, но если положить мороженое, то вполне сойдет.

Кит посмотрела на бревенчатый дом Беннонов, так похожий на ее собственный и, в сущности, бывший ей вторым домом.

– Даже не знаю, – она покачала головой. – Я оставила Полу одну. Если я задержусь, она начнет беспокоиться.

– И правильно сделает. Проводи-ка ее, Беннон, – повелительным тоном, как бывало прежде, приказал Том сыну. Старик ничуть не изменился.

– Зачем, это совсем не обязательно. Я...

– Перестань, Кит, – сказал Беннон. – В этом споре ты все равно не выиграешь. – Кит и сама это поняла. – Подожди, я пойду оседлаю коня.

– Конечно.

Он быстро спустился по ступеням крыльца и легкой пружинистой походкой направился к загону.

– Пошла бы помочь ему, как прежде, – сказал ей Старый Том.

– Хорошо. – Но пока Кит отвязала своего гнедого и дошла до загона, Беннон сам справился и уже застегивал седло на вороном коне.

– Ты готова? – спросил он, поворачиваясь к Кит.

– Готова, – ответила она.

Сев на коней, они тронулись. Они ехали молча рядом по широкой грунтовой дороге, ведущей к пастбищам, пересекли луг, освещенный бледным светом молодого месяца, и вскоре Беннон, увидев начало тропы, выехал вперед. Подковы лошадей громко стучали по каменистой тропе, нарушая ночную тишину. Беннон и Кит въехали в сосновый бор, где, как в храме, царила тишина. Тропа теперь шла круто вверх, и Дружок внезапно споткнулся, но тут же снова выровнял шаг.

– Все в порядке? – обернувшись, спросил Беннон.

– Да.

– Мы можем остановиться и передохнуть, лишь только тропа станет шире.

– Хорошо.

Ярдов через сто тропа выровнялась. Беннон, спешившись, взял за уздечку Дружка и подождал, когда Кит спрыгнет на землю.

– Я забыла, что обратный путь такой тяжелый, – промолвила Кит и сунула хлыст под луку седла. Беннон, нагнувшись, провел ладонями по передним ногам Дружка.

– Этот подъем труден даже для молодого коня. – Распрямившись, Беннон потрепал Дружка по холке. – Но с тобой все в порядке, Дружок, не правда ли?

– Хорошо, что самая трудная часть пути уже позади и ранчо совсем близко.

– Да, недалеко, – согласился Беннон. Ранчо «Серебряная роща» было по ту сторону перевала.

Кит видела силуэт Беннона, но лицо его затеняла широкополая ковбойская шляпа. Плечистый, сильный, он был воплощением этого края – с его спокойствием и тишиной, с его суровой красотой.

Вот он повернулся, ища ее глазами. Лунный свет упал на его лицо, темное от ветра и солнца, с морщинками в уголках глаз – морщинками от частого вглядывания в даль и от яркого света, не затененного городским смогом.

– Ну что ж, Кит, все получилось как следует. Конная прогулка, тихая беседа. Будет что вспомнить.

– Да, – тихо согласилась она и вдруг с уверенностью добавила: – Да, будет.

– Пожалуй, и нам следует отдохнуть, как ты считаешь? – сказал Беннон, бросив взгляд на отдыхающих лошадей.

Подойдя к поваленному дереву, он сел и, похлопав по стволу, предложил Кит сесть рядом.

Кит носком сапога отбросила камень, попавшийся ей под ногу, и села, поджав ноги. Проведя по земле рукой в перчатке, она сгребла пригоршню мелких камешков и стала рассеянно просеивать их меж пальцев.

– Никаких объяснений, никаких извинений. Ты всегда таков, Беннон, – заметила Кит, словно размышляя вслух.

– А что тут можно поделать?

– Ничего, я думаю, – пожала плечами Кит. – Но иногда это трудно понять.

– По-моему, у тебя никогда не возникало таких трудностей, Кит, – пошутил он.

– О, у меня особый дар. К тому же я слишком хорошо тебя знаю, – ответила Кит, тихонько смеясь вместе с ним, чувствуя то взаимное понимание, которое всегда возникало между ними.

Переменив позу, она вытянула ноги и, сцепив руки на затылке, откинулась, глядя на звездное небо.

– Ничего не меняется, Беннон, – ни эти горы, ни лунный свет. Ни мои желания, и ни твои тоже.

– А чего ты хочешь? – спросил он с любопытством.

Она повернулась к нему, и лицо ее оказалось так близко, что он увидел синие искорки ее глаз, а в них смех и озорство.

– Беннон, – промолвила она с упреком, – никогда не пытайся узнать у женщины ее возраст и ее желания.

Улыбаясь, он тоже посмотрел на небо.

– Я знаю, чего я хочу. Большой кусок яблочного пирога и кусок сыра сверху.

Кит выпрямилась и., еле сдерживая смех, вдруг сказала:

– А помнишь, как в дождь мы ехали в Базальт и остановились у ресторанчика? Мы ели горячую пиццу и играли в покер, пока не пришло время закрывать и хозяин не выставил нас. Тогда была очень темная ночь в горах.

– А как твое голубое платье?

– Неужели ты его помнишь? – с удивлением прошептала Кит и, охватив руками колени уткнулась в них подбородком. – Лежит где-то в чемодане с другими вещами, из которых я уже выросла и которые хотела забыть, но так и не забыла. – Повернув голову, она посмотрела на него. – Ты хотел бы вернуться в те времена?

Беннон поднял камень и стал играть им, перекидывая из ладони в ладонь.

– Нет, – сказал он после минутного раздумья. – Пожалуй, нет.

Она, помолчав, вздохнула.

– Я тоже нет. Мы бы совершали те же поступки и те же ошибки. Ничто не меняется.

Кит, пытаясь перевести все в шутку, с улыбкой повернулась к Беннону, но, увидев его лицо и глаза, посерьезнела. В его глазах не было и тени печали или страдания, они были ясными и сияли темным блеском, как когда-то, когда он смотрел на нее.

Зачарованная его взглядом, она вдруг поняла, что он вспоминает то же, что и она. Воспоминания одинаково волновали их и поэтому таили опасность. Вернулось прежнее чувство близости и желания, готовность к безрассудству и беспечности. На мгновение она даже испугалась чувств, которые пробудились в ней оттого, что Беннон сидел рядом.

А он вдруг вспомнил девчонку, которая отталкивала его с негодованием и упреком, хотя ее глаза говорили о другом. Он вспомнил ее веснушки, разлет бровей, нежную кожу, позолоченную легким загаром, и собственное отражение в ее зрачках.