Лариса Шкатула - Фея с улицы Иркутской дивизии

— Что? Как вы догадались?

— Логика, — улыбнулся он.

Рядом с ними за столиком оказались нормировщица и секретарь директора, но Гвоздева это не смутило. Он лишь немного понизил голос и теперь разговаривал с Симой, то и дело склоняясь к ее уху, как будто между ними были страшные секреты.

Лучше бы все делал наоборот, добавил теплоты в их отношения наедине, а перед остальными заводчанами не делал вид, будто у них с Симой много общего и надо вот так склоняться и говорить вполголоса из-за всякой ерунды.

— Так я не понял, нужны вам деньги или нет?

— Еще как нужны! — сдалась Сима. — А о какой сумме идет речь?

— Мне это нравится! — восхитился главный инженер. — Первым делом вас интересует сколько, а потом уже — что?

— А потому что, если «сколько» мне покажется непривлекательным, я не стану интересоваться, за что их дадут.

— Примерно пять тысяч долларов на двоих.

— Около шестидесяти двух тысяч, учитывая нынешний курс.

— Быстро же вы посчитали.

— Всего лишь возвела в квадрат двадцать пять и передвинула на один знак запятую. Получилось — шестьдесят два пятьсот. Это вполне можно проделать в уме.

— Значит, с математикой у вас все в порядке? — обрадовался Гвоздев. — Тогда вы и будете считать, а на себя я возьму нормы…

— Что именно?

— Ага, заинтересовались? Нам нужно рассчитать смету на некий интересный магазинчик… Да что там магазинчик! Огромный магазинище.

— Смету? Но сметчиков учат на специальных курсах.

— И все равно их не хватает. А человеку нужно срочно. Конечно, деньги не слишком большие, но зато живые и из рук в руки.

— Я согласна. Вы даже не представляете, как это было бы кстати.

— Отчего же не представляю? Представляю. Если бы у меня было трое детей, я тоже бы озаботился и перешел на работу более высокооплачиваемую.

— Считаете, такую найти просто?

— Скажем так: не просто, но можно… Только об этом потом. Придется работать по вечерам. Будем оставаться на работе?

— Давайте лучше — у меня дома, — предложила Сима. — Хотелось бы держать своих детишек в поле зрения. А для этого достаточно моего присутствия. У нас в кухне большой стол, за ним удобно будет работать. А заодно я буду кормить вас ужином. Как напарника.

— Ужин — это заманчиво, — пробормотал Гвоздев, как будто думая о чем-то своем. — А впрочем… Я согласен! Со своей стороны обязуюсь возить вас с работы домой. Начиная с завтрашнего дня. А сегодня… мне надо решить кое-какие свои проблемы.

Что-то царапнулось у Симы внутри: наверное, он хочет объяснить женщине, с которой живет, что некоторое время он будет приходить домой очень поздно. Но тут же она оборвала себя. Какая разница, что у него за проблемы! Если у них и в самом деле получится вместе зарабатывать, ей не нужно будет идти преподавать, там будут платить гораздо меньше, а времени станет уходить куда больше. Да и дети останутся без присмотра.

Глава 23

Она уже забыла и думать про Михаила. Решила, что его угрозы не оставлять ее так угрозами и останутся. Но оказалось, что он ждет ее после работы у ворот завода, и, когда Сима увидела его машину, она подумала было, не вернуться ли обратно и попросить кого-нибудь из рабочих подвезти ее до дома, но потом устыдилась собственной трусости. Неужели бывший любовник ее так запугал?

В конце концов она запретила себе бояться, вышла из ворот и с гордо поднятой головой прошествовала мимо его машины, боковым зрением отметив, как он выскочил из машины и догнал ее. С букетом цветов, между прочим!

— Сима, подожди!

Голос просто-таки медовый. Действительно, не станет же он выяснять отношения при людях — конец смены, вокруг уйма народу. Но при этом он чуть ли не насильно вталкивал в ее руку цветы и так цепко держал Симу за руку, что было никак не вырваться. Понимал, что не станет устраивать ему скандал на виду у всех.

— Что ты рвешься, глупая?! — цедил он сквозь зубы, все толкая Серафиму к своей машине. — Разве можно быть такой злопамятной?

— Злопамятной?!

Она резко повернулась и задела его другую руку, причем Михаил дернулся и зашипел от боли:

— Тише ты, больно!

— Чего вдруг? Я ничего такого тебе не делала.

Он закатал рукав пуловера и показал повязку на руке от локтя и до запястья.

— Что это с тобой?

— Твой защитничек! — фыркнул он и настойчиво предложил: — Пойдем в машину.

Она так удивилась, что почти без сопротивления последовала за ним. Какой защитничек? Она ни о чем таком никого не просила.

Привычно села на переднее сиденье и спросила:

— О каком защитнике ты говоришь?

— А ты не знаешь?

— Представь себе, не знаю.

— Я тоже не знаю, но догадываюсь, что он работает с тобой на одном заводе.

— Да кто он-то?!

— Говорю же тебе: такой здоровый амбал, который вчера… — он замялся, — попытался меня отметелить.

— Здоровый… пытался… — В голове у Симы забрезжила догадка. — Как же тебе удалось пресечь эту попытку?

— Хороший удар по чердаку, — самодовольно стал рассказывать тот, — приводит в лежачее состояние и не таких крепышей. Он чуть не сломал мне руку!

— Чуть — по-русски не считается, — привычно ответила Сима поговоркой своего младшего сына и желчно предположила: — Наверное, когда он повернулся спиной?

Она вовсе не подозревала Михаила в том, что он бьет в спину, просто решила вывести его из себя, но он нисколько не смутился.

— Естественно, если ты не можешь победить в открытом бою, приходится применять приемы тайных служб… А пусть не поворачивается! Чего это я должен жалеть тех, кто сует нос не в свое дело!

— Но я не представляю, кто это мог быть, — схитрила Сима, вполне теперь представляя, — и чего бы это он стал приставать к постороннему человеку?

— Вряд ли он настолько посторонний, если знает, что я позволил себе… слишком сильно сжать твою нежную шейку. Мало ли, не рассчитал силы, сжал сильнее, чем ожидал. Вспомни, кому ты на меня жаловалась.

— Никому. Не жаловалась, это точно. А вот синяки на моей шее кое-кто видел. Только не помню, чтобы я ему тебя показывала.

— Поклонник? — желчно осведомился Михаил.

— Просто человек, который терпеть не может тех, кто бьет женщин.

— Бьет — это слишком громко сказано. Если вас не бить, вы, пожалуй, возомните себя вершительницами судеб. А так — надо всего лишь иной раз опускать некоторых, слишком борзых, на землю.

— Вот и опускай кого хочешь, но почему меня? — разозлилась Сима. Она поняла, что если таким, как Михаил, не давать отпора, они не остановятся. — Неужели я не могу просто уйти, и все?