Клетка бесприютности - Саша Мельцер

Утерев брызнувшие слезы, я набрала другого абонента, который точно должен был ответить вне зависимости от уровня занятости и настроения.

– Виталь, – пробормотала в трубку.

– Ты плачешь? – через голос я слышала, как он нахмурился. – Что такое?

– Не плачу, – возразила я, быстро сбегая по ступенькам. В трубке наверняка раздавалось эхо. – Встретимся вечером? Оторвемся где-нибудь?

– Хочешь отдохнуть?

– Забыться.

***

Виталик скинул геолокацию бара, куда я раньше никогда не приезжала, даже по району передвигаться было незнакомо и непривычно. Дома с местами выкрашенными фасадами тесно жались друг к другу, я включила навигатор на телефоне, и веселый бодрый голос велел мне сначала три раза повернуть направо, а потом выехать на полупустой четырехполосный проспект. Неоновая вывеска заведения сразу бросилась в глаза, торжественное «вы приехали» от навигатора вынудило свернуть на ближайшую к бару парковку. Вокруг курили студенты, вонь от кальянов и сигарет разносилась в ближайших метрах трех, и чувствовала я ее, даже не доходя до двери. Мы с Ники выбирали бары приличнее, ближе к центру. Раньше я не доверяла Витальке выбор заведения, и пожалела, что доверила сейчас.

– Ждут? – на меня налетел официант в белой рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами. – Свободных столиков нет.

– Ждут, – я поморщилась от уровня обслуживания, стянула с плеч пуховик – щеки уже пекло от духоты. Бар больше походил на ночной клуб, чем на то заведение, где можно выпить и поговорить. – Где-то за столиком. Кудрявый такой, высокий.

– Виталик! – признал его официант, видать, Виталька был частым гостем их заведения. – Пошли, провожу.

Его рука скользнула на талию, подталкивая, но я сбросила ее почти сразу и обернулась, метнув злобный взгляд. Он поднял руки, дескать, сдаюсь, и повел вглубь бара. Мы пробирались через танцующих, через громкую музыку. Перед Виталькой, что сидел за самым дальним столиком на четверых, немного отделенным от остальных, уже стояли шоты. И я, не садясь, с ходу выпила три рюмки подряд.

– Решительный настрой, – Виталик даже растерялся, разведя руками, а потом кивнул официанту. – Димка, принеси еще. Наверное, в два раза больше!

Я кинула сумку рядом, плюхнувшись на диванчик. Уши уже привыкли к музыке, алкоголь втянулся в кровь, расслабляя и заставляя улыбаться по-глупому, так, будто я действительно Витальку была рада видеть. Так, будто он не считался лишь собутыльником на этот вечер и неплохим приятелем.

– Что стряслось? – он сразу бросился в жаровню, распаляя не успевшие остыть угли. Улыбка сползла так же неожиданно, как и возникла, я придвинула к себе еще пару рюмок и легко опрокинула. Текила жгла горло, хотелось кашлять, но я заедала напиток лимоном так с привычной ловкостью. Но в желудке давно не было ничего крепче белого сухого.

– Ты знаешь, что контракт Игоря на флоте закончился две недели назад? – я нервно рассмеялась. – А он до сих пор не появился. Симку сменил, не знаю. А мать решила, что он умер. Умер, представляешь?

Голос истерично сорвался. Виталька помрачнел, откинулся на спинку диванчика и тоже опрокинул рюмку.

– Не может быть, – он качнул кудрявой головой. – Чушь какая. Может, мамаша спутала что-то? Он говорил несколько месяцев! Да и я смотрел новости по флоту, там все было спокойно…

– Говорил… Значит, соврал? Почему он до сих пор даже не позвонил?

Если он вернулся, то наверняка получил уже несколько конвертов, подписанных моей рукой, с любовью отправленных и дожидавшихся его в больнице. Я звонила, спрашивала, пришли ли письма, но спешно бросала трубку сразу после ответа. Позвонить в Таймырскую МРБ я не додумалась, а сейчас осенило мыслью – ведь если Игорь вернулся и до сих пор не в Москве, то продолжал работать там. Его основной контракт заканчивался в июле.

– Надо позвонить.

– Там глухая ночь, дурочка, с утра позвоним, – остановил меня Виталька. – На, выпей лучше.

Если бы Виталик не был моим приятелем, я бы решила, что он меня спаивает. Из его рук я без страха принимала текилу и джин, шоты, разбавленные сладким сиропом и приторно оседавшие в горле. Официант постоянно приносил еще и еще.

– Если он умер, я не переживу, – внезапно пробормотала я, а в носу защипало. Мысль о смерти стремительно вытесняла ту, что Игорь просто задержался, просто не захотел звонить или решил, как он говорил в письме, дать мне пресловутую, горько пахнущую свободу.

Виталька отмахнулся.

– Чего сразу умер-то? Вот одна дура старая сказала тебе это, а ты, еще одна дура, зацепилась! Позвоним, выясним. А потом и решим, что делать. Ну, не расстраивайся…

Я и не заметила, как он плавно пересел ко мне на диванчик. И вот я уже сидела, положив голову ему на плечо, отрывая зеленую виноградинку от остатков фруктовой тарелки, а глаза закрывались сами собой. Текила еще стояла – Виталька просто попросил сразу принести бутылку, чтобы не гонять несчастного официанта к барной стойке и обратно. Рюмки не пустели, а градус в крови стремительно рос.

– Не расстраивайся? Дурацкая фраза, – я чувствовала его сладкий парфюм, напоминавший «Том Форд». У Игоря был другой – чуть свежий, с нотками эвкалипта и сандала. Дешевый, но родной. – Постоянно об этом думаю. О нем.

Губы Виталика коснулись моих волос, но я надеялась, что это только показалось. Он покрепче меня приобнял, пальцы хищно сжали талию, и я отстранилась.

– Виталь, – предупредительно начала я, – ничего не будет. Я пьяная, но отдаю себе отчет.

– Я просто по-дружески, – он сразу трусливо дал заднюю. – Не подумай ничего такого. Хочу поддержать.

Я не поверила ему, но, успокоившись, все равно прильнула обратно. Он заказал кальян, от него повело еще больше, но забыться не получалось: образ Игоря настойчиво лез в голову, как бы я ни хотела его прогнать. От Витальки веяло теплотой, объятия совсем разморили, и я лениво потянулась за последней стопкой.

– Иногда мне кажется, что я жду кого-то… кого давно нет, – пробормотала я и опрокинула в себя рюмку. – Знаешь, жду образ, который помню. А Игорь уже давно не такой. И не знаю, что скажу ему, если он вернется.

Виталька открыл было рот, но я не дала ему сказать.

– Думаю, что после такого, люди не могут быть вместе, – в голове звучало предположением, а вот вслух – как приговор. Зажмурившись, я стерла выступившие слезы в уголках глаз и отстранилась. – Пока, Виталик.

Я оставила на его щеке влажный поцелуй, кое-как, цепляясь за