Ненужная мама. Сердце на двоих - Вероника Лесневская

Мысленно молюсь, как умею, прислушиваясь к шорохам и голосам из коридора. Не двигаюсь с места до возвращения Гордея.

Войдя в кабинет, отпускает ручку Виолы, и она беззаботно скачет ко мне. После «прогулки» с отцом стала живее и веселее, словно он вылечил ее одним своим присутствием.

- Как я и предполагал, - раздается как гром среди ясного неба, и у меня перехватывает дыхание от ужаса. Расстроенно жду приговора, устремив на Одинцова полные слез глаза. – Открытое овальное окно. Должно было зарасти соединительной тканью к году, но в некоторых случаях затягивается к двум-трем. В Германии должны были заметить, - добавляет несколько ревниво, словно укоряет немецких врачей, которые были рядом с его детьми, пока он ни сном ни духом.

- Мне ничего не сказали, - с трудом выталкиваю из пересохшего горла. – Проводили все необходимые обследования, брали анализы, но разговаривали с папой, а потом… все время рядом был Герман. И еще двойняшек осматривал кардиолог, который меня с того света достал.

- Наверное, не хотели тебя беспокоить, - хмурится Одинцов. – Немного недальновидно, учитывая, что ты мать – и все время проводишь с двойняшками.

- Что-нибудь можно сделать? – шепчу с надеждой, целуя Виолу в щечку.

- Да, я все расскажу, - убедительно отрезает. – Диаметр небольшой, есть тенденция к спонтанному закрытию. Главное, наблюдать и не допускать перегрузок. Реагировать незамедлительно при малейших симптомах. Я перечислю, на что обращать внимание, но… - запинается, мгновенно нахмурившись. Размышляет, и воздух вокруг него искрит от напряжения. Спустя паузу Гордей решается озвучить свое предложение. – Я мог бы быть рядом и непосредственно следить за состоянием Виолы. Это ни к чему тебя не обязывает, однако ты должна понимать, что я увижу больше и откликнусь быстрее, чем любой непрофильный врач. Правда, не знаю, как ты объяснишь это своему Демину, - выплевывает ядовито.

- Согласна, - перебиваю его. – Знаешь, до того как все случилось… Я звонила тебе, чтобы пригласить к нам в гости. Я очень хочу, чтобы ты стал ближе к своим детям. Тем более, если это в интересах Виолы, - уточняю, опомнившись.

Одинцов небрежно растирает лоб, смахивая испарину, нервно усмехается, после чего опускается напротив нас. Я не в силах шелохнуться, зажатая с обеих сторон детьми, которые прильнули ко мне, как два медвежонка. Напротив – мужчина всей моей жизни. Гипнотизирует взглядом, обволакивает платиной виноватых глаз, обезоруживает почти осязаемой нежностью.

Молчит. Косится на детей, любуется нашими объятиями, улыбается – и полностью переключается на меня. Накрыв мои колени руками, смотрит долго, пристально, пронзительно, словно мысленно посылает мне какие-то сигналы. В какой-то момент мне даже кажется, что я его понимаю.

- Гордей, - первая разрываю тишину и тут же осекаюсь.

Его имя, вырвавшееся из груди вместе с рваным выдохом, действует как детонатор. Приподнявшись и обхватив мой подбородок холодными пальцами, он порывисто целует меня в губы. Не сразу осознав, что происходит, я теряюсь и… отвечаю ему.

Температура мгновенно поднимается и зашкаливает. Воздух между нами нагревается.

Прикрываю глаза, безвольно отдаваясь ощущениям, таким знакомым и родным. Сердце сжимается, внутри все дрожит, по венам растекается токсичная ртуть. У нашего поцелуя привкус соли, как напоминание о том, как горько бывает с Гордеем.

За миг чистого концентрированного счастья потом обязательно следует расплата.

- Мам, - зовет меня сын, вырывая из полузабытья.

Я словно просыпаюсь. Широко распахиваю глаза. Резко прихожу в себя.

- Гордей, - отстраняюсь, облизывая пылающие огнем губы. Краем глаза замечаю, как Рус недовольно хлопает его по той ладони, что покоится на моем бедре. Защищает свою мамочку от родного папы. – Речь идет только о детях, Гордей, - подчеркиваю безапелляционно. Я не готова опять испытать боль, не выдержу. Мне страшно любить его. Поэтому мрачно дожидаюсь, пока он осознает мою фразу и огорченно кивнет, а потом тихо выдыхаю: - Спасибо.

Делаю вдох, но вместо желанного кислорода впускаю в легкие раскаленный пар.

Люблю… Сильно… До потери пульса… Но не могу принять и поверить снова…

Глава 32

На   следующий   день

Гордей

Коттеджный поселок, куда перебрался после развода «аксакал» Богданов, встречает меня стройными рядами небольших одноэтажных домов, зелеными аллеями и бережно высаженными клумбами. Тихий район, идеально подходящий для семей с детьми. Напоминает тот, который когда-то мы выбрали с женой...

Отбрасываю болезненные ассоциации, прогоняю прошлое. История не повторится, я слишком зациклился на своих страхах. Стойкая, смелая Виктория уже доказала мне, что она совершенно другая и идет своим путем. Пора и мне очнуться. Я хотел бы следовать за ней. И дело не только в двойняшках, хотя именно они крепко сцепили нас до конца дней, но главная причина – в самой Вике.

- Пода-ки? – Алиска тычет пальчиком в большие пакеты, которые я держу на весу в одной руке. Второй – расстегиваю ремни автокресла. – Пап, мне? – освободившись, дочка радостно тянется к яркому логотипу детского магазина, пытается проковырять дырочку крохотными, но цепкими пальцами, и заглянуть внутрь.

- Тебе – тоже, - отвечаю с доброй улыбкой. – Нужно будет поделиться с другими детками, - объясняю как можно проще, но ревнивой малышке мое предложение явно не по душе.

- Де-ки? – задумчиво повторяет. – Не надь! – недовольно и резко взмахивает хвостиком, чуть не вываливается из машины, но я успеваю ее поймать. Возмущенно топает ножкой, наступая мне на носок туфли, а потом тычет себя в грудь. – Лис-са! – произносит так строго, будто напоминает о себе забывчивому отцу-предателю.

- Конечно, Алиса, - протягиваю ей ладонь, но прежде хватаю с заднего сиденья букет цветов, небрежно сжимаю его подмышкой, потому что руки заняты. – Идем знакомиться с твоими братиком и сестричкой. Вы обязательно подружитесь, - уговариваю кроху на ходу, а самого трясет от волнения.

- Не надь, - упрямится она, однако шагает со мной к большим воротам.

Собираюсь позвонить Вике, но из дома выходит хозяин собственной