Фиона Уокер - Скажи «да»

Салли вздохнула:

– Я даже не знала, что вы нас приглашали.

– Причем дважды. Таш надеется уговорить Мэтти стать моим шафером, но пока это не удается.

Салли вытаращила глаза:

– Об этом я тоже ничего не знала.

Когда Мэтти спустился вниз, его встретили две пары осуждающих глаз.

– В чем дело? – Он переводил взгляд с жены на друга.

– Мы хотим знать, – Салли собиралась с силами, – почему ты отказываешься быть шафером Найла?

Мэтти затравленно оглянулся.

– Нет, правда, дружище, – рассмеялся Найл. – Ты уже один раз был моим шафером и знаешь, что надо делать.

– Не думаю, что я подходящая кандидатура.

– Ты – мой самый старый, самый лучший друг, – возразил Найл. – Наверное, это о многом говорит. Тебе даже не придется писать новую речь! Просто заменишь «Лисетт» на «Таш».

– Об этом я и говорю, черт возьми!..

– Не понял?!

– «Просто заменишь»! Удивляюсь, как ты можешь такое предлагать?! Между прочим, Таш – моя сестра.

– И я сделаю все, чтобы она была счастлива. – Найл старался сохранять спокойствие.

– На данном этапе у тебя это получается плохо, – заметил Мэтти. – Надеюсь, ты одумаешься и отменишь этот фарс.

– Их свадьба не фарс, Мэтти! – вмешалась Салли.

– Нет, фарс. – Мэтти не отводил взгляда от Найла. – Посмотри мне в глаза и скажи, что у тебя нет никаких сомнений.

Найл рассмеялся и покачал головой:

– Господи, да у кого их нет! Я не исключение.

– Готов поклясться, что больше всех колеблется Таш. – Мэтти опустился на стул. – Мне кажется, ты очень изменился со дня помолвки.

– С чего ты взял?

– Не отрицай! Ты избегаешь Таш, спиваешься, стал амбициозным, грубым, необщительным, забываешь все на свете.

– Я всегда был таким, – засмеялся Найл, стараясь превратить все в шутку, но чувствуя, как в сердце закипает ярость.

– За эти дни я пообщался с тобой достаточно, чтобы сделать выводы, – не принял шутки Мэтти. – Ты без конца твердишь о своей съемочной группе: Грегори, Эмме, Минти (кстати, особенно о Минти!), нудном режиссере, об операторе, страдающем клептоманией. Понятно, это твоя работа. Ты говоришь об Америке, как ты не любишь там работать; о Свекле, что она стала привыкать к тебе; о Зои Голдсмит, какая она милая. О ее детях… – Мэтти закашлялся. – О ферме, о Монкрифах и лошадях. И лишь иногда, мимоходом, упоминаешь Таш.

Найл смотрел на друга во все глаза. Он знал: когда Мэтти в таком состоянии, лучше все выслушать молча.

– И ни разу за это время ты не заговорил о свадьбе, – продолжал Мэтти. – Разве это не странно? Ты женишься всего через два месяца. Только на этой неделе ты оставил нам приглашения, но как? Положил на каминную полку! Я всю неделю ждал, что ты снова попросишь меня стать твоим шафером, но ты молчал. И продолжал бы молчать, если бы не вмешалась Салли.

Найл все еще стоял посреди их уютной кухни, рядом с разрисованным холодильником. Забившись в угол, Салли казалась крошечной и хрупкой по сравнению с мужем.

Мэтти молитвенно сложил руки:

– И я хочу, чтобы ты попросил меня об этом, Найл! Хочу думать об этой свадьбе с той же радостью и с тем же восхищением, с каким ты говоришь про этот фильм по роману Бронте, про уроки вождения Руфуса Голдсмита или беседы с Зои. Я больше всего на свете хочу стать твоим шафером, но я не слышу энтузиазма в твоем голосе. Я знаю, что ты любишь Таш. Я никогда ни минуты в этом не сомневался. Но мне кажется, ты не хочешь этой свадьбы, впрочем, как и моя сестра.

– Она так сказала? – побледнел Найл.

Мэтти устало покачал головой:

– Вы похожи, и нет ничего странного, что вы так обожаете друг друга. Но при этом вы несовместимы. – Мэтти безуспешно старался унять дрожь в голосе. – Вы будете безответственными родителями, ужасными хозяевами, постоянно спорящими и ревнующими друг друга. Даже сейчас ты подозреваешь, что Таш влюблена в Хьюго Бошомпа, а она сходит с ума от твоих интрижек с актрисами. Остановитесь, пока не стало слишком поздно.

У Салли зазвенело в ушах. Неделями она убеждала Лисетт, что между Таш и Хьюго ничего нет, а сейчас сама в этом засомневалась.

Найл молчал. Наконец он потушил сигарету и направился за своей сумкой.

– Я правильно понял, что ты отказываешься быть шафером? – равнодушно бросил он через плечо.

– Постой, Найл! – Мэтти пошел за ним. – Знаю, я был очень категоричен, но, кроме меня, никто не скажет тебе правду. Я не хочу, чтобы ты совершил роковую ошибку. Ты способен понять это?

– Нет, Мэтти. Самая моя большая ошибка в том, что я считал тебя своим другом, – Найл понизил голос, чтобы Салли, все еще сгоравшая от стыда на кухне, не услышала. – И мне кажется, что ты не имеешь права давать мне какие-либо советы, учитывая, что твой собственный брак на грани распада.

Мэтти отшатнулся, как от пощечины. Какое-то мгновение Найл был еще способен раскаяться. Но он быстро взял себя в руки и крикнул Салли:

– Пока! Я переночую в отеле! Спасибо за ужин, солнышко!

Хозяйка выбежала в прихожую, надеясь уговорить его остаться, но Найл уже распахнул дверь и поцеловал ее в лоб.

Затем повернулся к Мэтти.

– Может, ты и прав, старина, – он горько усмехнулся. – Время покажет.

Хьюго уже жалел, что позволил Лисетт устроить в его доме съемочный павильон. Сезон был в самом разгаре, следовало полностью сосредоточиться на тренировках, но постоянные звонки Лисетт, которая интересовалась размерами комнат, телефонами местных чиновников и расписанием Хьюго, выбивали его из колеи. Он не понимал, почему она беспокоит его по пустякам. Лисетт звонила даже на мобильник, тревожа его во время выездки молодых жеребцов и споров с нерадивыми конюхами. Однажды она подловила Хьюго в кустах, когда, воспользовавшись перерывом, он собрался помочиться. «Если еще до начала съемок она превратила его жизнь в кавардак, – думал он, – что же будет в мае, когда толпы актеров и техников заполонят весь дом и ферму?»

В душе Хьюго понимал, что просто ищет, на кого бы свалить вину за плачевное состояние своих дел. Теперь, когда у него не было Серфера, Хьюго располагал только двумя высококлассными лошадьми. В принципе, этого было вполне достаточно. Но несчастный случай в Лоэртоне лишил его уверенности и былого куража: Хьюго больше не шел на риск. Теперь он выбирал безопасные маршруты, и его выступления оценивались все скромнее и скромнее.

Хотя его невиновность в гибели Серфера была доказана (поговаривали, что за Хьюго вступились члены Олимпийского комитета), репутации его был нанесен серьезный урон. К счастью, спонсоры не отказали жокею в поддержке; только два владельца забрали от него своих лошадей, одну из которых передали Гасу Монкрифу. Через два дня после Лоэртона Гас появился у него на пороге с бутылкой вина и словами соболезнования, но Хьюго выставил товарища на улицу. Позже он сожалел о своей резкости, но был слишком горд, чтобы извиниться. Прошли те времена, когда он заскакивал к Монкрифам выпить чашечку кофе и поболтать о лошадях. Хьюго не хотел наткнуться там на Кристи или Фрэнни, чтобы не спровоцировать новый скандал. Тем не менее, зная, в каком бедственном положении пребывают Монкрифы, и желая помочь, он продолжал платить зарплату Фрэнни – Гасу это было бы не по карману. Хьюго хотел сделать что-то большее, например, найти им спонсора, но, к сожалению, его собственная репутация пошатнулась. Какие уж тут рекомендации!