Вирджиния Эндрюс - Хевен

При ближайшем рассмотрении она оказалась не такой симпатичной. Ее обведенные черным бесцветные глаза были слишком близко посажены, уши слишком маленькие и слишком прижатые к голове, создавалось впечатление, что они растут не на месте. Если же не рассматривать ее по частям, то в целом она представляла собой женщину, достойную восхищения.

По правде говоря, я никогда не видела женщин с такими чрезмерно подчеркнутыми внешними данными. Ее вздымающаяся и опускающаяся грудь, крепкий зад и тонкая талия, которой нелегко было поддерживать верхнюю часть тела, – все источало сексуальность. Вязаный верх ее костюма так облегал ее, что на самых напряженных участках казался тонким, а внизу откровенно выглядывало белье, и отец смотрел на нее со странной усмешкой, полной не любования, а презрения.

Почему это он так странно улыбается? С чего бы это ему относиться с презрением к женщине, которую он совсем не знает? Нет, чтобы договориться насчет меня, он с ней, конечно, встречался.

Встревоженная и испуганная, я снова взглянула на пару постарше, но слишком поздно. Они уже повернулись и направлялись к двери. Во мне все опустилось.

– Благодарю вас, мистер Кастил, – сказал джентльмен постарше, помогая переступить через порог своей жене, после чего они, похоже, с облегчением направились к своей длинной машине. Отец подбежал к ним, подержал дверь и тихо произнес что-то, потом торопливо вернулся.

Когда он взглянул на меня, на его губах играла издевательская улыбка.

Неужели я ошиблась в выборе? И снова меня охватила паника, в голову полезли сомнения, снова меня обуяла нерешительность, но уже запоздалая.

– Меня зовут Кэлхун Деннисон, – представился приятный мужчина, выступив вперед и взяв мою трясущуюся руку обеими своими. – А это моя жена – Китти Деннисон. Спасибо тебе, что ты выбрала нас, Хевен.

У него был тихий голос, чуть громче шепота. Я никогда раньше не встречала мужчины с таким тихим голосом. Это был специально поставленный голос образованного человека, потому что люди необразованные говорили громко, почти кричали.

– Ой, Кэл, не правда ли, она милашка, ну полная милашка? – спросила Китти голосом, лишь чуть-чуть не доходящим до крика. – Представляешь, какая это радость будет – приодеть ее и прихорошить, правда, как ты думаешь?

Грудь у меня вздымалась. Рядом сидел дедушка и тихо плакал. Дедушка, дедушка, сказал бы хоть что-нибудь пораньше. Чего ж ты ждал-то, пока уже будет поздно показывать, как ты переживаешь за меня?

– А скажи, как легко прошло, да, Кэл? – засмеялась Китти, обняв и поцеловав его. Отец отвернулся, словно ему была противна эта сцена. – Ты думал, она выберет их, с их богатой машиной и дорогими пальто. Однако все оказалось проще.

И снова на меня нашла паника.

– Моя сладкая, – обратилась ко мне Китти Деннисон, закончив сцену с мужем. – Бега надень пальто, только не думай собирать свою одежду. Мы купим тебе все новое, самое новехонькое. Не хватало еще, чтобы ты тащила всякую грязь в мой дом… – Она еще раз обвела нашу хижину взглядом, на сей раз не скрывая своего отвращения. – Не дождусь, когда мы уйдем отсюда.

Еле передвигая налитые свинцом ноги, я сняла в нашей спальне с гвоздя пальто и надела его на себя. Рискуя вызвать неодобрение Китти, я взяла в руки замотанный в бабушкины шали чемодан матери. Я не собиралась оставлять гнить здесь мамины вещи, особенно эту красивую куклу-невесту.

– Запомни, – повысила голос Китти Деннисон, – что едешь только ты, и никаких вещей.

Я вышла из так называемой спальни в своем поношенном пальто, держа в руках неприглядный сверток, и вызывающе взглянула на Китти Деннисон. В ее глазах появился странный блеск.

– Я разве тебе не говорила, чтобы ты ничего не брала? – раздраженно выкрикнула она. – Не смей брать этот грязный хлам в мой чистый дом, слышишь?

– Я не могу уехать отсюда без самого дорогого, что у меня есть в мире, – решительно заявила я. – Эти платки вязала моя бабушка, и они чистые. Я их только что постирала.

– Тогда перестираешь их потом заново, – сказала Китти, немного успокоившись, но вид у нее оставался по-прежнему рассерженным.

Я задержалась возле дедушки, нагнулась и поцеловала его в лысину.

– Береги себя, дедушка, смотри не падай, не ушибайся. Я тебе буду часто писать, и кто-нибудь всегда сможет… – Тут я заколебалась, не желая, чтобы эти пришельцы знали о том, что дедушка не умеет читать и писать. – В общем, я напишу.

– Ты была очень хорошей девочкой, самой хорошей. Другой внучки я не хотел бы. – Он всхлипнул, скомкал низ рубашки и вытер им слезы, а потом добавил дрогнувшим голосом: – Иди и будь счастлива, слышишь?

– Да, слышу, и, пожалуйста, дедушка, береги себя.

– А ты будь хорошей девочкой, слышишь?

– Да, буду, – пообещала я и смахнула слезы. – До свидания, дедушка.

– Да-да, – буркнул он, потом взял новое полешко и стал сдирать с него кору.

Никогда он не удосуживался по-настоящему взглянуть на меня. Мне хотелось разреветься, но только не в присутствии отца. Я взглянула отцу прямо в глаза, и на сей раз наши взгляды словно сцепились. «Я ненавижу тебя, отец. Ты не дождешься от меня слова прощания и советов беречь себя. Я ухожу, а с тобой будь что будет». Никому я здесь не нужна. И никому не нужна была, кроме Тома, Кейта и Нашей Джейн. Фанни и бабушке, по существу, тоже не нужна была, а дедушке тем более, который только и знает, что вырезать.

– А теперь перестань плакать, девочка, – строгим голосом приказала Китти. – А ты ведь меня раньше видела, только не знаешь об этом. Я видела тебя в Уиннерроу, в церкви, когда приезжала навестить своих отца и мать. Ты сидела там со своими и была похожа на ангела, ну прямо вылитый ангел!

У отца аж дернулась голова. Жесткий взгляд его темных глаз схлестнулся со взглядом Китти. При этом он не промолвил ни слова, ни одного словечка, снова предоставив мне путаться в собственных мыслях. Было что-то недоговоренное между ними, наводившее на мысль, что у них за спиной отнюдь не случайное знакомство. Меня пугала мысль, что Китти была женщиной, которая утешала отца не так, как моя настоящая мама.

– Я действительно завидовала вашей рыжеволосой матери, – начала изливать Китти свои чувства, словно отца тут вообще не было, и от этого мои подозрения лишь укрепились. – Я наблюдала за вами всеми, когда вы еще под стол пешком ходили, как ваша мама ведет свой выводок в церковь и обратно. Я ей, правда, завидовала тогда, и еще как. И желала зла ее детям, потому что они все были такие приятные. – Ее громкий пронзительный голос сделался глухим и невыразительным. – А я не могла иметь своих собственных. – Ее взгляд наполнился горечью, когда она жестко, обвиняюще посмотрела на отца. О-о, она знала его! – Кто-то может сказать, что мне повезло, что у меня нет собственных детей… Но теперь у меня есть, и это настоящий ангел, живой ангел! Пусть у нее нет светло-серебристых волос, но у нее ангельское лицо и ангельски голубые глаза… Я правильно говорю, Кэл?