Вернуть жену любой ценой - Анна Гранина

сказала бы что, ну не врите, люди добрые, такого быть не может. Но это происходит именно со мной.

И как не верить? Я же кучу информации перелопатила за сутки. Возможно. И врач сказал тоже самое. Чудеса природы…

– Мам, она, может, играть хочет? – шепчет Пашка, сидя рядом на ковре и протягивая сестренке плюшевую лису.

– Может быть, милый, но ей спать пора, она еще малышка совсем.

Укачиваю Веру, ищу идеальное положение, чтобы ее успокоить, но ничего не помогает. Моя собственная нервозность передается ей.

К вечеру наконец возвращается Мирон. И я мысленно выдыхаю.

Чтобы между нами не было, но я не одна. И от этого спокойней.

– Привет, чемпион, – рукой треплет волосы Пашке.

– Привет.

– Как Вера? – подходит ко мне и наклоняется к дочери.

Так близко, что улавливаю его аромат и против воли вдыхаю знакомый когда-то любимый запах.

– Капризничает.

– Уложить Пашку спать? – заглядывает мне в глаза.

– Да, спасибо.

– Ты не должна говорить мне “спасибо” за то, что я вожусь с нашими детьми.

Нашими… я так и не могу перебороть в себе то, что мы семья. Это же фиктивно все. По крайней мере с этого все начиналось.

– Чемпион, – Мирон тут же перехватывает Пашку, – ты маме уже достаточно помог, пора купаться и в кровать.

– Я думал мама мне почитает еще.

– Может, я почитаю. Я тоже умею читать, а мама пока Веру уложит спать?

– Хорошо.

– Про что вы сейчас читаете?

– Про пиратов.

– Обожаю книги про пиратов. У нас с тобой будет чисто мужской вечер.

Слышу, как закрывается дверь в детскую, шум воды в ванной, спустя время, приглушенный баритон, читающий сказку.

Тишина, нарушаемая только писком радионяни и моим учащенным дыханием. Вера наконец задремала.

Я осторожно перекладываю ее в кроватку. Выхожу на кухню.

Мне нужно сделать что-то, что успокоит мои руки. Ставлю чайник. Рядом с ним, как немой свидетель моего безумия, радионяня.

Касаюсь груди.

Ну не бывает такого!

Но она набухшая, чуть болезненная.

– Пашка уснул, – за спиной шаги Мирона.

Оборачиваюсь к нему.

– Вера тоже, – достаю кружку.

Открываю шкафчик, ищу пакет с травами.

Нет, надо лучше в заварнике заварить. Ищу его.

Мирон просто стоит и смотрит.

– Что-то случилось? – начинает первым.

Я молчу. И да, и нет. И вообще надо ли с ним это обсуждать. Такие мелочи, ему все равно должно быть.

– Что тебя гложет, Ада.

– Какая разница.

– Такая, что мы с тобой вообще не разговариваем практически. Я не понимаю, о чем ты думаешь, чего хочешь, что так, что не так.

Я начинаю лихорадочно двигаться, пытаясь избежать прямого зрительного контакта. Насыпаю травы, хватаю пакетик с сахаром, который тут же выскальзывает и рассыпается на столешнице. Я пытаюсь его собрать, но руки дрожат.

– Что не так? Ада, я вижу, у тебя буквально на лбу светится огромный знак вопроса красного цвета. И ты ездила к врачу. Ты заболела?

Я замираю. Завариваю чай, плеснув немного кипятка мимо. Понимаю, что дальше тянуть бесполезно.

– Да, – поворачиваю к нему, – у меня "проблемы" со здоровьем. С моим женским здоровьем, – беру кружку и сажусь за стол.

Мирон напрягается и садится напротив.

– Рассказывай.

– Я… я поехала к врачу по поводу груди.У меня она стала… болеть, беспокоить. И…

Я делаю глубокий вдох, чтобы не сбиться.

– Врач сказал, что это… рефлекторная реакция на младенца.

– Я ничего в этом не понимаю. Надо убрать ребенка или что?

– В общем, врач сказал, что мое тело, мой организм… он пытается создать связь с ребенком, которого я не вынашивала.

– Это логично, потому что это твоя родная дочь. Пусть выстраивает.

– А еще врач сказал, что я кормить Веру грудью.

Тишина. Мирон не моргает даже. Переваривает информацию.

– То есть, ты хочешь сказать, что ты можешь… отказаться от смесей и кормить ее грудью?

– Да, – быстро киваю. – Это называется индуцированная лактация.

– Я не могу на тебя тут давить и заставлять. Ты сама хочешь?

Я отпиваю еще горячий чай.

– Это тяжело. Это не гарантированно. Нужно сцеживаться десять раз в сутки, держать ее "кожа-к-коже" для стимуляции. Будет сложно, это потребует… дисциплины. Но другая сторона всего этого… когда наш фиктивный брак закончится, с кем она останется. Если я сейчас начну ее кормить, то я никогда уже не смогу бросить ее.

– Это создаст между нами ту связь, которую я так отчаянно пытаюсь найти. И никак не могу. А она чувствует и в ответ беспокоится.

Мирон протягивает руку и сжимает мои пальцы.

– Давай не будем загадывать на будущее. Сейчас у нас есть дети, которым нужны папа и мама. Но Вере по большей части нужна мама. Ее мама. Не суррогатная, не приемная, а ее родная мама.

Я смотрю ему прямо в глаза, готовая к осуждению, к скепсису, к требованию фактов.

– А если не получится?

– Ты уже самая полноценная мама, Ада. Но мне кажется, что тебе надо пройти это, доказать себе, что это твоя дочь. – Мирон сжимает мою ладонь. – Все, что я могу обещать, что буду рядом. Твои десять раз в сутки станут нашими десятью раз в сутки. Я возьму на себя все, что смогу. Я буду возить Пашу, я буду заниматься пекарней. Твоя единственная задача – это ты и Вера.

Он смотрит на меня с такой силой и нежностью, что у меня подкашиваются ноги.

– Начинаешь?

Я выдыхаю. Принимаю окончательное решение.

– Да.

Я понимаю, что меня ждет сейчас, даже не представляю, что в будущем, но есть прошлое. Там одни факты и миллион вопросов.

И то, что я узнала в тот день, когда на свет решила появиться наша дочь, – не дает мне покоя и ковыряет каждый день. Все эти дни бешеного темпа были лишь способом заткнуть эту черную дыру.

Да, я хочу об этом поговорить. Но… я так же сильно, как желаю этого разговора, боюсь услышать правду.

– Мирон, я