Убийство ворон - Эвелин Флуд

У меня сейчас много чувств. Убийственных. — Я делаю то, что должна делать, чтобы, черт возьми, выжить, Люк. На случай, если ты не понял, моя жизнь — это не совсем гребаные маргаритки.

— И что? — требует он, подходя на шаг ближе. — Ты собираешься идти по жизни в полном одиночестве? Какое, блядь, печальное существование.

Я перевожу дыхание. — Я не собираюсь вешать мишень кому-либо на спину, Лучиано. Посмотри на Николетту Фаско. Посмотри на Розу. Любовь к кому-то в нашем мире только причиняет им боль.

Он издает саркастический смешок. — Конечно, они пострадают, если ты решишь их убить.

От этого заявления у меня щемит в груди, а его лицо напрягается. Возможно, в знак извинения.

Но с меня хватит.

— Я ненавижу тебя, — рычу я. Мои руки дрожат от желания убежать, бороться, оттолкнуть его, чтобы мне не пришлось встречаться с ним лицом к лицу. Но если я пришла на битву, то он пришел на войну.

— Ты можешь ненавидеть меня, — бросает он мне в ответ. — Но я любил тебя с тех пор, как ты украла мой первый поцелуй и ударила меня по носу. Так что продолжай ненавидеть меня, если тебе от этого станет легче, Катарина. Хуй знает, я к этому уже привык.

Я моргаю, глядя на него, когда слова проникают мне под кожу, разрывая меня на части. — Ты… что?

— Черт возьми, женщина, — раздраженно огрызается он. — Ты хочешь это в письменном виде?

А затем его губы прижимаются к моим, его растерзанные руки обхватывают мое разбитое лицо.

Здесь нет и следа нежного Лучиано, который отнес меня в постель и промыл мои раны. Этот Лучиано — мужчина, не мальчик, а наследник кровавого будущего, и он ведет меня назад, пока моя ноющая спина не прижимается к стене. Вкус его губ одновременно знакомый и новый, его поцелуй собственнический, когда его рука скользит вокруг, чтобы слегка сжать мое горло.

— Я не добыча, за которой охотятся, — шепчет он мне в губы. — Я гребаный наследник мафии, и я более чем достаточно силен, чтобы стоять рядом с тобой, Катарина Корво. И ты можешь бороться с этим сколько угодно, если хочешь тратить свою гребаную энергию впустую, но я никуда не денусь.

Он смягчает поцелуй, проводя по моим губам вверх и вниз, как будто пробует меня на вкус, упиваясь моим ароматом. — Я знаю, чего хочу. И мне надоело ждать, ты, упрямая женщина. Так что, если ты настаиваешь на том, чтобы вернуться туда сегодня, тогда я буду рядом с тобой.

Я сглатываю, позволяя надежде наполнить меня. Робкая, опасная надежда. — Ты не знаешь, что я сделала...

— Мне все равно, — шепчет он. Его лоб прижимается к моему. — Потому что я знаю твои границы, Кэт. Я вижу их, и я все равно твой. До самого конца.

И я закрываю глаза. — Я...

У меня нет ответа. Не сейчас, когда он весь переплёлся в моей голове вместе с Данте, Домеником и этой чёртовой политикой, которая рушит наши жизни сверху донизу.

— Я знаю. Мне не нужен ответ. Не сейчас. Но я твой. Несмотря ни на что. Я твой. И я чертовски устал притворяться, что это не так. — Он снова прижимается губами к моим, и на этот раз я позволяю себе смягчиться для него, отвечаю на жар, позволяю нашим языкам сплестись, пока дыхание перехватывает уже не от боли в теле, а от его близости. Мои руки скользят по его обнажённой груди, горячие, дрожащие от желания.

Он медленно отстраняется. Неохотно. — Я отведу тебя обратно. Но постарайся не умереть у меня на руках. Я чувствую, что сегодня мы наконец добились прогресса, и на это ушло всего-то семь лет.

Задница. Но мои губы все равно растягиваются в улыбке.

Глава сорокшестая. Катарина

— Со мной все будет в порядке.

Люк не смотрит на меня. Скрестив руки на груди, он смотрит на мои апартаменты. — Там может быть кто угодно, Кэт.

Правда. Но я все равно качаю головой, хотя, по крайней мере, пытаюсь пойти ему навстречу. — Тогда подожди здесь. Если я издам испуганный крик, ты можешь броситься мне на помощь.

— Очень смешно. — Но он прислоняется к перилам, ожидая. На его лице написано беспокойство, когда я прохожу мимо него, но он больше не пытается меня остановить.

Поднимаясь по ступенькам, я понимаю, что у меня нет ключей, но это не имеет значения. Дверь была оставлена открытой, прислоненной к замку.

И мне интересно, кто ждет меня внутри.

Когда я вхожу, он не двигается. Просто сидит в кожаном кресле, обхватив голову руками. На мгновение мне кажется, что он спит, но потом он поднимает голову.

— Доменико, — выдыхаю я.

Он долго смотрит на меня. Как будто я привидение.

Он вскакивает на ноги, двигаясь ко мне так быстро, что у меня нет времени даже поднять руки, прежде чем его руки обвиваются вокруг меня, и он притягивает меня к себе, одной рукой обхватывая мой затылок, когда он зарывается лицом в мою шею. — Господи Иисусе, черт возьми, Кэт.

И я растворяюсь в нем, зарываясь лицом в изгиб его шеи и вдыхая его запах. — Ты здесь. Когда ты успел выписаться?

Он отстраняется с недоверчивым выражением лица. — Когда я успел выписаться? Когда мне, наконец, удалось связаться со своими гребаными людьми, и они сказали мне, что ты пропала, Кэт. Прошлой ночью люди чуть не погибли, а ты, блядь, исчезла. Все думают, что ты мертва!

Мой рот открывается и снова закрывается. — Ну. Я не мертва.

Я слабо улыбаюсь, но его глаза обводят мое лицо, с зарождающимся ужасом разглядывая порезы и опухоли. — Все не так плохо, как кажется, но посмотри на ребра. Они сломаны.

И я наблюдаю, как ужас сменяется гневом. Его руки нежно касаются моей кожи, когда он поворачивает мое лицо, чтобы посмотреть, его палец проводит по швам. Его голос становится тихим, когда он наконец заговаривает.

— Кто это сделал с тобой?

Накрывая его руки своими, я пригвоздила его взглядом. — А ты