Пари - Айя Субботина

эта чертова ткань как будто издевается — не получается сдвинуть ни сантиметр. К черту, я могу просто посадить ее на себя и если проклятая юбка лопнет по швам — это будет даже интересно.

— Алексей Эдуардович, мне нужно пять ми…

Дверь кабинета так резко открывается, что мы с Викой не сразу успеваем отпрянуть друг от друга.

На пороге стоит Павлов — правая рука Марата, человек-катастрофа для любого бизнеса, потому что ничтожество и тряпка, неспособная ни на смелые быстрые решения, ни на холодный расчет. А теперь к двум этим нелестным эпитетам я мысленно добавляю третий — редкостный мудак.

— Вас стучать не учили, Александр Сергеевич?! — грохочу я, так что у Павлова голова сама по себе втягивается в плечи почти до параллели с кончиком носа. Если бы он уже не написал заявление «по собственному», я бы своими руками вышвырнул его в одно из ближайших окон, и плевать, что это двадцать какой-то, блядь, этаж.

— Я… прошу… прощения! Я не знал, я…

Павлов выскакивает как ошпаренный и Вика, воспользовавшись шансом, пулей вылетает следом.

Риторический вопрос, но все же: почему, блядь, каждый раз, когда я даю себе обещание даже не смотреть в ее сторону, все планы идут по пизде, стоит Вике оказаться в пределах досягаемости моих рук?

Глава двадцать седьмая: Вика

Я забегаю в туалет и закрываю за собой дверь, дважды проверяя защелку.

Плевать, что внутри четыре кабинки и на этом этаже он — единственный, куда может сходить справить нужду женская часть сотрудников. Я должна найти хоть какое-то уединение, где никто не будет таращиться на меня змеиными глазами, шипеть в спину и высказывать пространные рассуждения на тему отношений «нового босса с женой бывшего босса». Для всех этих кумушек, которых хлебом не корми — дай разнообразить свои серые будни обсасыванием проблем проблем в чужих трусах, все утреннее заседание — просто царский подарок.

Я отвинчиваю кран до упора и просто смотрю, как тугая струя воды колотит об кремовый мрамор раковины с такой силой, что брызги долетает до моего раскаленного лица. Почему-то стыдно смотреть на себя в зеркало. Я не сделала ничего такого, но в горле стоит ком, как будто меня застукали на попытке стащить штаны с почтенного отца семейства.

Я сделала ровно все, чтобы ничего такого не произошло — проследила, чтобы дверь была открытой, выдерживала дистанцию между нами и даже пыталась соблюдать деловой тон общения и проклятое «выканье». Хоть с учетом нашего с Лексом прошлого, все это смотрелось до смешного нелепо. Но я правда старалась!

Как, черт подери, ситуация снова вышла из-под контроля?!

Сую ладонь под ледяную струю и жду, пока пальцы станут деревянными — легкая колющая боль под кожей помогает сосредоточиться и мысленно отмотать наш с Лексом разговор до исходной точки. Сейчас, по горячим следам, в моей памяти настоящий провал размером с Мариинскую впадину между тем, как он сказал, что не собирается делать мне поблажки и вытянутой рожей Павлова, взявшейся вообще непонятно откуда. И где-то во всей той мешанине, я отчетливо чувствую поцелуй.

Нахальный, дерзкий.

Почему-то со вкусом крепкого кофе.

И… такой развязный, как будто это была вступительная сцена для порноролика с рейтингом «строго для опытных зрителей».

Я, наконец, поднимаю взгляд и таращусь на свое отражение в зеркале, пытаясь понять, где же в этой раскрасневшейся девице с растрепанными волосами и припухшими губами — я. Это какая-то другая Виктория — смущенная, растерянная. Сбитая с толку. Не контролирующая вообще ничего.

Когда он успел подойти ко мне так близко, что я не успела среагировать и снова позволила Лексу наброситься на меня, как на свою собственность?

Во рту до сих пор ощущается вкус крови, когда я, в приступе злости, прикусила его за язык. Хотя, кого я обманываю? Это был почти невинный «клац» зубами, похожий на тот, которым кошка, заигравшись, иногда прикусывает руку хозяина. Я как будто… просто хотела раззадорить Лекса еще сильнее, подстегнуть полностью взять меня под контроль.

Даже сейчас, когда первый мандраж прошел и в голове постепенно восстановилась хронология событий, я чувствую его руку на своем бедре. Твердый пальцы, которые недвусмысленно дергали вверх упрямую юбку. И кровь снова приливает к щекам, когда вспоминаю, что в тот момент я точно не думала о том, как бы так извернуться, чтобы двинуть Лексу по яйцам.

Я хотела, чтобы он просто развернул меня к стене, сорвал проклятую юбку и…

— Эй, кто это вообще такое?! — В дверь туалета раздается нервная барабанная дробь кулаков.

И возмущенные женские голоса уже почти что линчуют того, кто нагло и в одно лицо узурпировал унитазы и раковины. Я быстро поправляю одежду и прическу, задираю голову, мысленно отсчитываю до трех и выхожу, на ходу прорубая себе путь в плотном кольце женски тел. Среди них, кстати, обладательница купленной в кредит груди, и она смотрит на меня так, будто это я, а не она, вложила кучу бабла в то, что даже нельзя выставит на всеобщее обозрение.

— Не успела появиться — уже права крутит, — слышу недовольное ворчание в спину.

— Долго она здесь все равно не продержится, — говорит другая.

Я бы и рада побыстрее уйти, чтобы не слушать пересуды этого серпентария, но ноги до сих пор не слушаются. Если попытаюсь переставлять быстрее эти деревянный не гнущиеся палочки, то рискую просто растянуться у всех на виду и стать еще большим посмешищем.

— Ну, как сказать, — растягивает гнусавый женский голос. — Если бы у меня была такая фигурка и личико, я бы через месяц стала генеральным директором.

— Только наша Виктория Николаевна — жена брата нового Большого начальника. А кем она была до этого — ты в курсе?

— Нет, а что?

— О, да ты вообще…

Я, наконец, добираюсь до поворота и сворачиваю за угол, где этих скоро уже не видно и, слава богу, не слышно. За эти три года я каких только версий наших с Лексом «отношений» не слышала — и что я сделала аборт ради того, чтобы выйти замуж за Марата, и что своими руками испортила тормоза в машине Лекса. И даже что перевела деньги с его счетов — на свои, оставив «несчастного инвалида» буквально без средств к существованию. И если вдруг женсовет «Гринтека» придумает что-то новенькое — мне это вообще не интересно.

Как учила гуру на курсах «Самооценки»: то, что я сама о себе не думаю — не мое и ко мне