На зависть Идолам (ЛП) - К. М. Станич

— Заткнись к чёртовой матери, придурок, — ворчит Зак, закрывая глаза. Я не уверена, сколько времени это занимает, но из-за того, как болит моя кожа и как моё нутро наполняется теплом, кажется, что прошла вечность. Я ёрзаю на подушке, радуясь, что не сижу ни у кого на коленях.

С глубоким, гортанным стоном Зак кончает, и я вижу, как напрягаются его мышцы, а тело дрожит от оргазма. Он резко выдыхает и на минуту опускает голову. Виндзор роется в сумке, стоящей рядом с ним, достаёт рулон бумажных полотенец и бросает их Заку.

— Я… сейчас вернусь. — Зак берёт бумажные полотенца, и я отвожу взгляд, чтобы у него была секунда уединения. Затем он исчезает в направлении ванных комнат.

— Ну, срань господня, — шепчет Зейд со смешком. — Он реально это сделал. Может быть, в конце концов, я не так уж сильно ненавижу этого парня?

— Есть ли причина, по которой вы, ребята, ненавидели его с самого начала? — спрашиваю я, переводя взгляд с одного парня на другого.

— Кроме пари, которое он заключил с Лиззи? — спрашивает Зейд, пожимая плечами. — Не знаю. Просто он всегда был засранцем. Ему никогда не нравился статус-кво. — Его улыбка становится немного кривой, и он протягивает руку, чтобы взъерошить мои золотисто-розовые волосы. — Немного похож на тебя, я думаю.

— Да, конечно, — отвечаю я, но моё сердце всё ещё бешено колотится, и я не могу поверить, что только что это увидела. Зак мастурбировал прямо передо мной. И мне это понравилось. Это кажется таким неправильным — сидеть в месте, где нам быть не положено, с украденной связкой ключей, крепким алкоголем и игрой без реального приза.

Просто потому что.

Мы делаем это ради забавы.

Зак возвращается довольно быстро, с раскрасневшимся лицом, и садится, приподняв одно колено, опершись на него локтем и закрыв лицо рукой. Он тоже смотрит прямо на меня и пожимает своими широкими плечами.

— Я надеюсь, ты не останешься травмированной на всю жизнь, — произносит он, и я получаю одну из его редких тёплых улыбок.

— Если бы я собиралась кого-то винить в этой травме, это был бы грёбаный Крид, — говорю я, бросая на него взгляд и делая глоток своего сока. Он просто смотрит на меня своим томным взглядом, а потом ухмыляется.

— Хорошо, — говорит Зак, выпрямляясь и поглядывая на Виндзора. — Ваше величество, правда или действие?

Виндзор протягивает руку и поправляет свою пластиковую корону.

— Правда. Потому что любой идиот может прыгать через обруч, но гораздо труднее обнажить свою душу. Так что давай, грёбаный придурок. — Зак выставляет средний палец, но этот жест никак не помогает убрать надменное выражение превосходства с лица принца.

— Отлично. Будь, по-твоему. — Зак подносит бутылку пива к своим полным губам и изучает принца прищуренными глазами. — Какого хрена ты врезался на той яхте в гавань? Девушка всё ещё в больнице, не так ли?

Лицо Виндзора… Боже, если бы я только могла описать, как он закрывается. В его чертах появляется жёсткость, которая в десять раз хуже, чем каменная маска, которую носит Тристан.

— Технически, — говорит он ледяным голосом, — это два вопроса. Выбери что-нибудь одно.

— Почему ты в итоге разбился? — повторяет Зак, и Виндзор протягивает руку, чтобы снять свою корону, вертя её в пальцах, его карие глаза такие тёмные, что больше напоминают угольно-серые глаза Тристана, чем их обычный яркий многогранный блеск.

— Во мне было слишком много кокаина, слишком много выпивки, и я был зол; я не мог ясно мыслить.

Он замолкает и просто смотрит на меня.

— Почему? — спрашиваю я, но Виндзор просто поворачивается к Зейду и игнорирует мой вопрос.

— Ты. Мальчик-рокер. Правда или действие?

— Э-э, — начинает Зейд, переворачиваясь на спину, чтобы посмотреть на жестяные плитки потолка. Несмотря на странную атмосферу и уклончивый ответ Виндзора на вопрос Зака, здесь довольно уютно. Как могло не быть, со всеми этими книгами? — Действие.

— Напиши, — говорит Виндзор, бросая свою корону в центр круга, — своему отцу и скажи ему, как сильно ты ненавидишь, когда тебя игнорируют. — Он поднимает взгляд и встречается взглядом с Зейдом. — Прямо сейчас. Напиши ему и скажи это.

— Я не собираюсь говорить ему этого, — отвечает Зейд, отшатываясь, как будто его ударили. — Ты тупой, или безумный, или и то, и другое вместе? Если я отправлю ему подобное сообщение, он разозлится на меня. Ему не нравится, когда я говорю подобную чушь.

— Тогда другое действие, скажи Марни, что ты к ней чувствуешь.

— По сути, это правда, — бормочет Зейд, проводя пальцами по своим пепельно-лиловым волосам. — Тебе действительно нравится подливать масла в огонь, да?

Виндзор просто улыбается.

— Я просто люблю честность — даже когда это причиняет боль.

— Даже если ты сам не проявляешь такой же кристальной честности? — Зейд язвительно отвечает, и двое парней пристально смотрят друг на друга. — Окей, блядь, здорово. — Он бросает взгляд на меня, и наши глаза встречаются. — Я говорил тебе, что ты мне понравилась с самого первого дня, да?

— Говорил.

Зейд просто продолжает смотреть на меня.

— Ну, ты нравилась мне больше, чем любая девушка, которую я когда-либо встречал.

— Игра называется «правда или действие», а не «чушь собачья», — говорит Винд, и Зейд рычит. Это тоже чисто музыкальное звучание, как будто этот звук уместен в середине одной из его более похабных песен.

— Говорит парень, который сам не ответил. — Зейд поворачивается ко мне и вздыхает, подпирая лоб рукой и задерживая её там на минуту, пока он смотрит на меня. — Я думаю… может быть, я влюбился в тебя с той вечеринки в честь Хэллоуина. Не на первом курсе, а… на втором. Когда ты пришла, одетая как конфетка, и танцевала как сумасшедшая, и выебала Крида этим поддельным дневником.

— Влюбился в меня? — спрашиваю я, и Зейд вздыхает, закрывая свои зелёные глаза.

— Ага. Вроде того.

Ладно, вот и всё. С целующимися парнями, мастурбацией и признаниями в любви… это не похоже ни на одну пижамную вечеринку, на которой я когда-либо была. И тут мне приходит в голову, что раньше у меня никогда по-настоящему не было друзей, так что единственные пижамные вечеринки, на которых я действительно присутствовала, были между мной и Мирандой.

— Вроде того? — взвизгиваю я, и Зейд моргает, глядя на меня.

— Правда или действие, Черити, — шепчет он, и его голос грубый и открытый, как будто он только что расколол камень и показал мне самую красивую жеоду внутри.

— Правда.

Потому что я не думаю, что смогу сдвинуться с этого места, не говоря уже о том,