Сосед(ка) из ада (СИ) - Рябинина Татьяна

- Снег пошел, - сказал Женька, поставив на стол блюдо с шашлыком и запеченной в углях картошкой.

Глава 38

Глава 38

Евгений

Бывают такие многослойные сны: спишь, и тебе снится, что спишь и видишь сон. Весь этот день был как такой вот странный сон. Когда Оля сидела за рулем Кота, визжала и ругалась, мне казалось, будто это продолжение того, что приснилось в новогоднюю ночь. Выбравшись из занесенного снегом леса на поляну, я остановился у гостевой избушки и рассказал об этом. И подкусил, когда она сказала: не сразу поняла, что поздравление – рассылка.

А если бы поняла…

«Тогда бы нас сейчас здесь не было. И вообще не было бы… нас».

Я как будто махнул залпом соточку коньяка. Обожгло – и стало горячо-горячо, и в животе, и в голове.

Нас…

Значит, для тебя тоже все всерьез, Оля?

Кажется, я не зря привез ее сюда. И, наверно, не случайно.

А когда шли на лыжах, в этом тоже было что-то особенное – чувствовать ее за спиной. Я пробивал путь, а она прикрывала тылы. Когда мы в Сирии на мобилках сопровождали колонну, это было важно – кто у тебя сзади.

Потом Оля устроилась у печки, а я включил во дворе фонарь и занялся шашлыком. Стемнело быстро, и я не сразу заметил, что пошел снег. Несильный, так, редкие снежинки. И все же это тревожило. Прогноз снегопада не обещал, но кто знает… Мы и так еле проехали, а если еще навалит?

Спокойно. Кот лыжню пробил, если не будет бурана, проберемся. Не уезжать же прямо сейчас.

Оля, когда я сказал про снег, тоже забеспокоилась.

- Жень, а нас тут не завалит с головой?

- Если будет идти так, как сейчас, то нет. Если сильнее пойдет, в любой момент соберемся и уедем.

- Ночью? – испугалась она.

- Ну а что? Ночью там лесовозы вряд ли ездят. Потихонечку, ближний свет, туманки. Не бойся, выгребем. Главное – не застрять.

- Не хочется уезжать, - вздохнула Оля и потянулась к мясу. – Так хорошо здесь. Слушай, ты будешь смеяться, я свинота, конечно, но люблю шашлык руками есть. Знаю, что надо или с шампура, или снять и ножом-вилкой, но ничего не могу с собой поделать.

- Не буду смеяться, - я сел с ней рядом и взял кусок себе. – Я тоже люблю. С шампуров, как видишь, снял, вилки не принес. Так что будем свинячить вместе. И никому не скажем, да?

- Вкуснотища! – откусив, она застонала и догнала языком потекший на подбородок сок. – Да, у нас будет тайное общество свинтусов.

Я почистил большую картофелину, и мы начали откусывать от нее по очереди. Потом – от одного куска мяса. А когда наелись, устроились в лежку на диване перед печкой. Дрова потрескивали, стреляли искрами. Оля пристроила голову мне на колени, я запустил руку ей под футболку, сдвинул лифчик и лениво поглаживал под грудью. Все еще будет – нахлынет, как цунами. А пока было тепло и уютно именно вот так.

До этого мы, если подумать, не так уж и много разговаривали. Больше были заняты совсем другим делом, а если отдыхали от него, то все равно как-то обрывочно, о том, о сем. Вчера больше говорила Оля – об учебе, о работе. Даже как акулой работала. Хотел бы я это видеть! А вот сегодня рассказывал я, а она слушала. О детстве, о школе, об институте и о службе. И о родителях. Об отце – почему-то очень хотелось рассказать о нем. Потому что то, каким я стал, было тесно связано с ним.

- У нас все было непросто, - говорил я. – Сначала я ничего не знал, не понимал. Нет, ну знал, конечно, что он военный. Но не понимал, почему часто уезжает. Почему они с матерью ругаются так, что стены трясутся. Потом, когда подрос и кое-что узнал, он стал моим кумиром. Вот реально, даже в сочинении писал что-то вроде «мой герой – мой отец». Он надеялся, что пойду по его стопам, но… Я так и сказал: извини, это не мое. Вот тогда между нами стало напряжно.

- Но ты же все-таки пошел служить? – запрокинув голову, спросила Оля.

- Это как-то спонтанно получилось. Я не планировал. После второго курса желающим предложили перейти в Военный учебный центр. По специальности, но что-то вроде военной кафедры. Экзамен, сборы, лейтенант запаса – и в армию потом не идешь. Ну это я тогда так думал. А потом предложили контракт на пять лет. Подумал – и согласился. Отец был рад, мать – не очень. Меня все устраивало. А потом хренак – и Сирия. Если бы не случилось всего этого, может, и дальше служил бы. А так… новый контракт не стал подписывать. И снова с отцом был напряг, он просто понять не мог, почему. Или я не мог толково объяснить. И знаешь, я понял, что начало отходить, когда мы на Новый год сюда приехали. Какое-то волшебное место, наверно.

Я помолчал, вспоминая наши с ним разговоры – и последние, и давние.

- Он служил в «Альфе», Оль. Спецназ - сначала КГБ, потом ФСБ. Школу КГБ окончил на Русском острове. Когда в Афгане дворец Амина брали, в группе оказался самым младшим, еще двадцати не исполнилось. Все горячие точки прошел. Плюс захваты самолетов, бунты в тюрьмах, заложники. Женился первый раз рано, по глупости. Дома все было плохо, но он там почти и не бывал. Потом матери моей тоже досталось – ждать его. В двадцать семь майор, куча медалей, орденов. Представили к подполковнику, к герою Советского Союза. И тут случилась одна вещь…

Если бы батя узнал, что я рассказываю об этом кому-то постороннему, он бы мне здорово навтыкал. Знали эту историю из пиджаков хорошо если человек пять. ДСП. Но почему-то мне было важно, чтобы знала Оля.

- В Афган он ездил ходками, по несколько раз в год. И вот дали приказ его группе зачистить одно село, где сидели духи. А чистили жестко. Сначала кидали гранаты, потом смотрели, остался ли кто живой, и добивали. Иначе было никак. И получилась какая-то нестыковка. Случайно или нет, никто уже не разбирался. Зачистили в итоге сходняк крупных командиров – афганских, но своих. Бошки полетели сверху донизу. Бате светил трибунал, и никому не было дела, что получили приказ. Афганская сторона требовала крови. Хорошенько мог присесть. Ну и, в общем, его похоронили, чтобы не сажать.

- Как? – захлопала глазами Оля.

- Смотрела «Возвращение высокого блондина»? Примерно так же. Они же там не под своими именами были официально. Некий Петр Иванов упокоился в Москве на Ваганьковском. Как героически погибший в бою. Хотя Героя посмертно так и не дали. И не спрашивай, кто в этой могиле. Может, никого, а может, кто-то и лежит. Батя там был пару раз, даже цветочки приносил… своей почившей военной карьере. Ему сказали: сиди тихо, не высовывайся, все вернем. И он служил дальше… прапором.

- Серьезно?!

- Ну да. А как только все утихло, встретил мать. Едва заикнулся о разводе, его мадам написала командованию о том, какой Филатов моральный разложенец. Тогда еще были партсобрания и все такое. Ему намекали: Петя, ты че творишь, кретин, мы только начали тебя обратно вытаскивать. Но Петя послал всех на хер, развелся и женился. И еще пять лет прослужил прапором. Потом кое-что вернули. Майорское звание – с ним и ушел на пенсию. А вот ордена так и остались где-то в сейфах на Лубянке. Их тогда и так не давали, только посмотреть и обратно в сейф. Ну и потом семье перед похоронами. Ну а батины и на похороны не отдадут. Это ж не его, а Петра Иванова, которого и так закопали.

- Надо же как все… - тихо сказала Оля. – Знаешь, я хотела бы с ним познакомиться. И с мамой твоей тоже.

Я молча наклонился и поцеловал ее.

Даже если это просто импульс, спасибо тебе, Оля.

- Накинь что-нибудь, - встав с дивана, я потянул ее за собой. – Пойдем.

Оля надела свитер, куртку, и мы вышли на крыльцо. Из окон лился свет, у ограды горел фонарь, снежные хлопья медленно и мягко летели с черного неба. Как в тот вечер, когда мы познакомились. И когда первый раз пошли на свидание. И когда отмечали Старый новый год и я держал ее на руках.

- Ну что, ты так хотела? Вечер, снег, никого вокруг?

- Женька, как здорово! – она повисла у меня на шее. – Спасибо тебе! Ты… самый лучший!