Надеюсь и люблю - Светлана Талан

— Ты, Хамид Равшанович, затеял не ту игру. Деньги через два дня — и баста! — ударил кулаком по столу Максим Иванович.

— У меня есть на тебя компромат.

— Что?! — Глаза Максима Ивановича округлились, и толстые брови от удивления поползли вверх.

— Что слышишь. Я долго его собирал, ты уж извини.

— Ты или твой вшивый Медведь?

— Какая теперь разница, Максим Иванович? — развел руками Хам. — Я… Медведев… Главное, что компромат есть и я предлагаю тебе сделку.

— Значит, все-таки Медведев меня по-крупному подсиживал? Захотелось перепрыгнуть в тепленькое кресло начальника милиции?

— Зачем же так? Майора Медведева вполне устраивает должность начальника уголовного розыска. Но проблемка в том, что по статусу ему положено заниматься уголовными делами. Улавливаешь мысль, Максим Иванович? А?

Хам многозначительно поднял вверх указательный палец.

— Кликуха у тебя, Хамид Равшанович, подходящая, — ухмыльнулся Максим Иванович.

— Я это знаю. Поэтому повторяю: предлагаю тебе сделку.

— Какую?

— Все, что есть на тебя, находится на маленькой дискетке, которая может тебе, Максим Иванович, испортить остаток жизни. А хранится она у меня. — Хам похлопал по карману пиджака. — Но дискетка в любой момент может перекочевать в твой карман — на определенных условиях, разумеется. И волки останутся сыты, и овцы будут целы, — хитро улыбался Хам, словно готов был и в самом деле проглотить Максима Ивановича, как удав несчастного кролика. — Я отдаю дискету, а ты отходишь в сторону и не мешаешь ни мне, ни майору Медведеву.

— Ха-ха-ха! — Пришла очередь Максима Ивановича рассмеяться. — Ты, Хамид Равшанович, забываешь, кто за мной стоит!

— Дискетка может обойти твоего покровителя, — ехидно сказан Хам.

— Не может! — внезапно загремел в снова открывшуюся дверь голос Степана Васильевича.

Хам от неожиданности открыт рот и некоторое время сидел с отвисшей челюстью. Он никак не ожидал, что весь разговор могло слышать такое важное лило из столицы.

Степан Васильевич, высокий, широкоплечий, с черными как смоль усами и заметно выступающим животом прошел к столу моего мужа и тяжело опустился в кресло.

— Я вижу, некоторые здесь совсем оборзели! Полный бардак! Что, опять хотите разборки устраивать?! — подавшись вперед, басил Степан Васильевич. — Опять «мокруха», опять дележ?! Не будет этого! Я не допущу!

Он так сильно ударил кулаком по столу, что я невольно вздрогнула.

— Это так, для подстраховки, — начал оправдываться Хам, сменив тон. — Сами понимаете — жизнь такая штука, сегодня ты ее за хвост держишь, а завтра она тебя пинком под зад…

— Твоему Медведеву все мало?! Не сидится ему спокойно, все неймется, шныряет, вынюхивает, да не там, где надо. Процент преступности растет, а он за своими шпионит! Сволочь он! — не обращая никакого внимания на оправдания Хама, почти кричал Степан Васильевич. — Майор Медведев, как я вижу, не дорожит своим местом!

— Почему же? — спохватился Хам, испугавшись, что его покровитель из-за одного звонка из столицы может лишиться должности, — Он очень любит свою работу…

— А если любит, тогда дискету на стол! — хлопнул тяжелой рукой по столешнике Степан Васильевич.

Хам нехотя полез рукой в боковой карман и, секунду поколебавшись, достал оттуда дискету и положил на стол.

— Надо бы посмотреть на этот компромат, — кивнул в сторону дискеты Максим Иванович.

— Сколько еще копий осталось? — спросил Степан Васильевич, не обращая внимания на предложение Крюка.

— Больше нет. Слово мужчины, — прозвучало глухо в ответ.

— Никто не будет ее смотреть. Поступим по-мужски, — сказал Степан Васильевич и взял с подоконника пепельницу. — Мы ее просто уничтожим и забудем об этом как о неприятном недоразумении. Ясно, Максим Иванович?

Гость из столицы достал дорогую зажигалку «Зиппо» и поднес ее к дискете. Она сморщилась и закапала расплавленными капельками в пепельницу под сожалеющим взглядом Хама.

— Ну все? Спор разрешен. Надеюсь, что вы, Хамид Равшанович, тоже поступите по-мужски и через два дня рассчитаетесь с вдовой Владимира Олеговича. — Степан Васильевич поднялся с кресла. За ним встали остальные. — Мне порa. Скоро мой самолет, да и вам всем надо идти работать. Так ведь?

Все утвердительно закивали головами и направились к выходу, попрощавшись со мной. Их провожал Палыч.

* * *

После ухода Хамида Равшановича мои гости поздно ночью вернулись в дом. Максим Иванович взял с собой четырех крепких ребят, Степан Васильевич — двух телохранителей. Для того чтобы мой охранник Леха ничего не услышал, ему дано было указание не покидать домик для охраны, погромче включить телевизор и находиться там неотлучно. Шесть человек были распределены по периметру забора на всю ночь. Возникло предположение, что Хам пришлет кого-то, чтобы либо убрать, либо запутать меня. В полумраке я устроила Максима Ивановича я Степана Васильевича на ночлег, а Равиль Закирович уехал домой.

Нервы у меня были напряжены до предела. Я не знала, что может произойти, но меня окутал пеленой страх. Забрав к себе в спальню Дика, я, не раздеваясь, укрылась одеялом и до утра не сомкнула глаз, прислушиваясь к каждому шороху. Но пес был спокоен, и до утра ничего не произошло.

Первая ночь прошла благополучно.

Утром все тихонько перебрались в дом. На улице в это время было уже довольно холодно, и охранники сильно замерзли. Я приготовила им горячий завтрак, напоила коньяком и уложила отдыхать до наступления ночи. Веры Ивановны в доме уже не было — я ее уволила сразу же после своего выздоровления, и все хозяйственные дела мне приходилось выполнять самой. Но это было лучше, чем терпеть рядом сухую, холодную и, казалось, бесчувственную домработницу.

В решающую ночь у меня появилось предчувствие надвигающегося ужаса. Я пыталась согреться под теплым одеялом, но леденящий душу страх не давал мне это сделать. Зубы стучали — то ли от нервного напряжения, то ли от холода. За полночь, пытаясь согреться и унять дрожь в теле, я натянула на голову одеяло. Дик залаял — одновременно с тем, как на улице раздалась автоматная очередь. Я как на пружинах подскочила с кровати и, забыв об осторожности, прильнула к окну. Там была кромешная тьма, но со стороны озера доносились какие-то крики и отборная матерная ругань. По данной мне инструкции я не должна была покидать свою комнату до особого распоряжения, но страх затмил мне рассудок, и я сломя голову побежала вниз, на первый этаж.

Кто-то зажег здесь свет. Хромая, вошел человек Максима Ивановича. Парень устало отбросил автомат в сторону и присел на пуфик. Рукой он зажимал рану чуть выше колена, из которой струилась кровь, окрашивая его форменные брюки в бурый цвет. Я бросилась к аптечке, и тут в дом ввели