Александра Торн - Забвению неподвластно

Она взглянула на него с сомнением:

— Я, возможно… допустила по отношению к ней ошибку.

— Матерь Божья! Что ты имеешь в виду? — В его голосе звучало раздражение.

Хотя Дулси временами подшучивала над ним и называла «дурачком», в глубине души она понимала, что Джордж гораздо лучше нее. И она хотела выглядеть в его глазах достойно. Но как он отреагирует, если она открыто признается, что ошибалась, осуждая эту женщину, живущую в доме как сеньора Карлисл? Джордж молчал, ожидая ее ответа.

— Я очень внимательно следила за сеньорой все это время, — сказала наконец Дулси, — пытаясь заметить, когда она начнет колдовать. Но так и не заметила. Она ведет себя не как прежняя сеньора, но теперь я не думаю, что она ведьма или оборотень.

Джордж весь обратился во внимание и наклонился ближе к Дулси.

— Помнишь, как прежняя сеньора вменяла мне в обязанности планировать все покупки, готовить еду, а потом впадала в ярость, если ей что-то не нравилось?

Джордж с пониманием кивнул.

— А новая сеньора делает все, чтобы мы подружились. И, поверь, я делала все возможное, чтобы ее охладить. Вначале я пугалась ее присутствия. Но она ни разу не вышла из себя, ни разу даже не рассердилась. Просто временами выглядела опечаленной. Потом она составляет меню вместе со мной, и мы вместе обсуждаем список необходимых покупок. Она даже попросила меня научить ее готовить любимые блюда сеньора. Наконец, она пытается выучить испанский язык!

Джордж нахмурился так, что его брови сошлись на переносице:

— И такую женщину ты чуть не убила!

«Моя вина. Ох, моя вина!» — подумала Дулси, крепко сжав пальцы. Слава Господу, она ни разу не говорила Джорджу о своем разговоре с сиделкой Бингхемптон. Он наверняка был бы огорчен еще больше, если бы узнал, что она хотела отравить сеньору.

— Единственное, что меня извиняет, — это то, что я думала в то время о сеньоре как об оборотне.

— А сейчас что ты думаешь?

— Она не оборотень… Но она и не сеньора.

— Ты говоришь загадками!

— Я понимаю, что это звучит бессмысленно. Но взгляни на сеньора и сеньору. Иногда мне кажется, и я даже готова поклясться своей честью, что они снова влюбились друг в друга.

Джордж согласился:

— Я тоже это заметил.

— Но скажи мне тогда вот что: почему они не спят вместе? Почему иногда они выглядят такими счастливыми, а в другое время — самыми несчастными людьми на свете? И зачем сеньора бегает по дороге как сумасшедшая?

— Ну, как ты всегда говоришь: кто их, этих англичан, поймет? Но я тебя хорошо знаю. У тебя всегда есть какой-нибудь план. Что ты собираешься предпринять?

Она глубоко вздохнула:

— Я собираюсь сказать сеньору Карлислу правду. Что я сделала, что я думаю по этому поводу — сказать все. А затем попрошу рассчитать нас. Мы покинем ранчо Сиело, потому что уже стары для всяких тайн.

Малкольм прибыл на завтрак в «Ла-Пласуэллу» рано. Он хотел собраться с силами прежде, чем появится Хилари. Он специально выбрал людное место, чтобы сказать ей о своем решении. Он рассчитывал на ее здравомыслие и занимаемое положение в местном обществе и надеялся, что она не устроит спектакля со скандалом.

Он заканчивал первую чашку кофе, когда увидел ее, стоящую перед входом в зал. Она осматривалась, поворачиваясь как манекенщица, чтобы сидящие в зале могли оценить ее появление как следует. На ней была бледно-голубая пелерина в восточном стиле, наброшенная поверх подобранного в тон платья. Артистически уложенные платиновые локоны выглядывали из-под голубого тюрбана. Учитывая ее нежную, цвета слоновой кости кожу, в этом наряде она смотрелась как конфетка. Малкольм подумал, что это не случайно. Она хочет напомнить ему о своей неувядаемой красоте.

Малкольм помахал ей рукой, но она продолжала стоять при входе до тех пор, пока не стала центром внимания. И только после этого соизволила заметить Малкольма:

— Вот ты где, дорогой!

Хилари двинулась к нему скользящей походкой, напоминающей танцевальные па.

— Просто изумительно начинать день с завтрака в твоем обществе! — заявила она, когда Малкольм помог ей усесться. — Ты совсем меня забыл, милый; но я знаю, тебе необходимо одиночество, когда ты пишешь. Как, кстати, продвигается дело?

— Неплохо.

Ее приветливые манеры стали для него сюрпризом. Хилари не принадлежала к числу женщин, которых можно оставлять на долгое время. К тому же она была достаточно умна и обладала прекрасной интуицией, чтобы понять его намерение расстаться с ней. Он ожидал — и даже надеялся, — что она разозлится на открыто демонстрируемое им в последнее время пренебрежение. Разъяренной Хилари он со спокойной душой мог бы сказать «до свидания». Прощаться с милой, улыбающейся Хилари будет намного труднее.

— Я была страшно занята в магазине эти несколько недель, — сказала она. — Такое впечатление, что остальной мир открывает для себя Санта-Фе. Ты не представляешь, как трудно заполнять полки галереи, когда обрушивается целая лавина туристов.

Ее болтовня была прервана подошедшим официантом. Она заказала яичницу с беконом. Малкольм, страшившийся в глубине души предстоящего часа, ограничился соком и еще одной чашкой кофе.

— Сегодня ты не очень голоден, — отметила она, когда официант отошел. — Надеюсь, это не из-за меня?

— Тебе лучше знать.

— Правда? Позднее я это обдумаю. Я действительно по тебе скучала.

Он взглянул на нее, думая, как начать разговор. Она тоже посмотрела ему в глаза с невинным видом. Но Хилари вовсе не была такой наивной. Насколько он в ней разбирается, она уже давно догадалась, что он собирается ей сказать.

— Я был очень занят романом, — сказал он. — Но я не встречался с тобой по другой причине.

— Тебе не нужно ничего говорить. Мы же давно договорились не вмешиваться в личные дела друг друга.

— Я рад, что ты это помнишь. Поскольку моя личная жизнь и является частью разговора.

Проклятие! Она его совсем запутала. Когда Хилари хотела, она могла очаровать даже дьявола.

Она взглянула на него влажными глазами:

— Признания, возможно, необходимы для спасения души, но со мной тебе не надо беспокоиться. Ты и раньше сбивался с дороги, но я не обращала на это никакого внимания. Простить и забыть — вот мой девиз.

— Но это не обычный загул. Речь идет о гораздо более серьезных вещах.

— Я предполагаю, что ты собираешься говорить о нашей общей подруге — Меган. Ради всех святых, ты можешь трахнуть ее хоть на центральной площади во время индейского базара. Но ведь ты устанешь от нее так же, как уставал от всех других. И когда это случится, приходи ко мне.

Он схватил руку Хилари и так сжал ей запястье, что она скривилась от боли.