Три месяца на любовь (СИ) - Евстигнеева Алиса

Я, как и полагается взрослой и самодостаточной женщине, надулась и обиделась, уже неделю не разговаривая с братом. Я и вручение диплома планировала пропустить, но Ленка, порядком уставшая от наших вечных дрязг, посмотрела на меня так, что пришлось тащиться на выпускной. И даже наличие остальных любимых учеников и коллег не снижало градус моего недовольства.

Впрочем, истинная причина моего дрянного настроения была прям-таки на поверхности (по крайней мере, для меня) — с каждым днём я всё больше и больше походила на ледокол «Красин». Что не могло не расстраивать. Поэтому под всеобщими любопытными взглядами я мечтала лишь об одном — поскорее оказаться дома под боком у любимого мужа.

В очередной раз тяжко вздохнув, я тряхнула ладонью и мстительно подумала о том, что в Египте было заметно лучше. Во всяком случае, три месяца, которые мы там прожили, никто не выносил мне мозги, за исключением Гришки, но даже у него для этого имелись вполне обоснованные причины, чего нельзя было сказать о моём семействе. Однако обо всё по порядку.

Слова Андрея о любви в день моего личного апокалипсиса что-то перевернули во мне раз и навсегда. В то утро я сидела во взятой им на прокат машине и едва сдерживала слёзы счастья с примесью лёгкой горечи, пока Исаев сбивчиво рассказывал мне причины своих поступков:

— Ты была права, — произнёс он тогда одну из моих самых любимых фраз, — во всём. — Уже в этом месте я была готова растаять и простить ему абсолютно всё. — Я слишком долго грезил Аней. Даже не знаю, любил ли когда-нибудь по-настоящему, но… большую часть жизни мечтал о ней, словно, выбери она меня, это доказало бы всем, что я больше не тот прыщавый неудачник…

— Пф-ф-ф-ф, — не удержалась и фыркнула. — Да не был ты никогда неудачником.

— Откуда такая уверенность? — с лёгкой издёвкой изогнул он бровь. Научиться спокойно говорить о серьёзных вещах нам ещё только предстояло.

— Сам посуди, у тебя были любящие родители, Пашка, который до сих пор за тебя горой, и мозги. По-моему, это уже не мало.

— В шестнадцать о таком не задумываешься, — растянул он уголок рта в печальной улыбке.

— Зато в тридцать пора, — я была беспощадной, прекрасно понимая, что ничего не получится у нас, если он так и не сможет увидеться с реальностью.

Но Андрей всё же не подвёл, признавшись:

— Да, наверное, ты права. Знаешь, я настолько привык двигаться на лайте, живя призрачными мечтами об Аньке и с неожиданно раздутым самомнением на тему того, сколь многого я добился, что едва не упустил самое искреннее, что случилось со мной за последние годы, — тебя.

— А я полагала, что не вызываю никакой иной реакции, кроме как раздражение, — заметила мстительно, вспомнив все его слова и взгляды, брошенные в мою сторону в первые дни нашего знакомства.

— Поверь, — не растерялся Француз, — это тоже было крайне… искренне. С тобой вообще сложно иначе. Невозможно оставаться безразличным.

Я замолчала, не зная, как реагировать на его слова, но Андрей решил окончательно меня шокировать, раскрывая все свои карты:

— А вообще, я тебе завидовал.

— Ты — мне? — округлила глаза, за одно перехватив у Исаева щенка, который, обнюхав своего нового хозяина, решил-таки вернуться к «матери».

— Конечно. Ты хоть представляешь, сколько людей вокруг тебя любит?

Аргумент показался мне странным, поэтому озадаченно начала загибать пальцы:

— Мама, папа, Лера…

— А ещё куча родственников, — перебил меня Андрей, — друзей, читателей, почти тысяча школьников, их родителей и прочих бабушек-дедушек. Даже мои предки запретили мне возвращаться в город без тебя. А уж бабуля, та и вовсе пообещала придать меня анафеме, упирая на то, что в её семье не может быть таких страшных идиотов.

— Э-э-э, — мне, конечно, было приятно слышать всё это, но я до сих пор не понимала, к чему он клонит.

— Я впервые вижу, чтобы кого-то обожало такое количество людей, просто потому что он такой…

— Какой?

— Шумный, занудный, нелепый, — Андрей не удержался от колкости.

— Эй! — возмутилась я, стукнув от души Исаева по плечу, на что он лишь рассмеялся.

— Искренняя, — тем временем продолжил он, — неравнодушная, настоящая… Светка, короче, у меня попросту не было шансов на то, чтобы спастись. Впрочем, я и не хочу.

— А можно как-нибудь по-радостнее? А то у меня такое чувство, что я тебя к стенке прижала, да в плен захватила.

— Можно, — широко улыбнулся он. — Я люблю тебя, — самодовольно улыбнулся он, заводя мотор.

Ни в одну приличную гостиницу нас в тот день так и не пустили, за что отдельное спасибо Маркизу. В итоге время до вечера мы провели просто катаясь по городу, гуляя по набережной и варясь каждый в своих мыслях.

Несмотря на признания Андрея, мы всё ещё не понимали, что делать друг с другом. Нет, образ какого-то совместного будущего уже начинал вырисовываться, но это будто не приносило никакого успокоения, к тому же у меня всё ещё оставался открытым один нерешённый вопрос.

— Ты должна полететь, — уже ближе к вечеру, когда до моего вылета оставалась всего лишь пара часов, огорошил меня Исаев.

— Уже хочешь от меня избавиться? — напряглась я, едва ли одномоментно не позабыв о всех его признаниях.

— Нет, — серьёзно покачал он головой. — Просто если это действительно то, чего ты хочешь…

Смешно, но он был прав, я до сих пор так и не сумела понять, что мне нужно. Меня тянуло к Андрею со всей душевной страстью, на которую я была способна, но и вопрос личного самоопределения до последнего держал меня в напряжении.

— А как же ты?

— А я прилечу. Через несколько недель, край — месяц, только вопросы с документами решу, ты-то по рабочей визе полетишь. А у нас теперь ещё и собака.

И это «у нас» окончательно заставило меня поверить в то, что говорил он всерьёз.

***

Улетала я мрачнее тучи, не переставая обнимать собаку и целуя Исаева.

— Только не перепутай, — в какой-то момент пошутил Исаев. Вопреки своей браваде и всем этим речам про «найти себя», выглядел он мрачнее тучи.

— Он не должен был тебя отпускать, — бесновалась Лерка у меня в телефоне, когда я уже была в самолёте. — Вот ничего нельзя доверить этим мужикам! Я ему, значит, сказала, где тебя искать, а он…

— А он всё сделал по-своему, — гордо резюмировала я.

***

Египет встретил меня страшной жарой и самодовольной физиономией Гришки.

Если кратко, то он возглавлял русскую школу, которая обучала детей наших соотечественников-инженеров и прочих специалистов, задействованных на строительстве АЭС.

Первый месяц на чужбине прошёл вполне бодро. Я, захваченная новыми впечатлениями, купалась в море, ездила на экскурсии и без особого напряга вела уроки. Классы здесь были маленькие, всего лишь человек пять-семь, дети мотивированные, родители приветливые. Здесь вообще относились друг к другу достаточно тепло, объединённые одним единственным местоимением «свои».

Но несмотря на новые краски и ежедневные созвоны с Андреем, Леркой, своим семейством, уже к началу следующего месяца я заскучала настолько, что даже книги перестала писать. Мне не хватало эмоций, задач и проблем… Короче, мне стало скучно.

Ситуацию спас Исаев, таки сдержавший своё обещание и прилетевший ко мне, вместе с собакой. Бедный Маркиз, наверное, проклял тот день, когда жизнь свела его с нашим тандемом. Ибо, согласитесь, идея тащить крайне волосатого пса в страну, где даже осенью температура держалась на грани +30, не отличалась благоразумием. Но расстаться с пёселем никто из нас так и не смог, а быть друг от друга на расстоянии становилось уже практически невыносимо.

В итоге Маркиза спасали море и кондёр, а нас — компот из гормонов, плескавшийся в наших головах вместо мозгов.

Смешно, но разлука неожиданно сделала нас куда более сговорчивыми, и, согласные на всё, лишь бы вместе, мы с Исаевым за какие-то два месяца прокачали наше умение обсуждать проблемы едва ли не до совершенства.

А уже ближе к зиме у нас появилась непреодолимая причина вернуться обратно домой.