Просто соседи - Чарити Феррелл

Он снова кивает, обдумывая мои слова и не проявляя ни малейших эмоций. Понизив голос, он говорит:

— Ты любишь детей.

— Люблю, — отвечаю я сдавленным голосом, и мое беспокойство усиливается, когда на глаза наворачиваются слезы.

— Мне жаль, Хлоя. — Он хватает меня за руку и тянет к себе на колени.

Я смотрю вниз и сглатываю.

— Вот почему ты сказал, что готов к усыновлению, не так ли?

Он запускает руку в мои волосы, затем опускает ее и кончиком пальца проводит по моему подбородку.

— Эй, ты этого не знаешь. Может быть, я всегда хотел усыновить ребенка.

— Всегда, как в последние двенадцать часов после того, как ты услышал, что сказала Лейси?

Я фыркаю, и мой срыв приближается. Моя боль обычно приходит, когда я одна, и никого нет рядом, чтобы осудить меня. Они не видят моей боли — ни мой врач, ни моя мать или сестра, ни Кент.

Ее бросают мне в лицо моя мать, сестра, когда я прошу ее о детях, Кент, когда мы расстались. Обиженные люди не перестают бросать чужие несчастья в лицо.

Он вытирает мои слезы.

— Это не имеет значения.

Я продолжаю смотреть на него.

— Итак, ты сказал это, потому что знал, что есть такая возможность. Ты сказал это, чтобы не ранить мои чувства.

— Верно, но я также сказал это, потому что я имею это в виду. Я вижу будущее с тобой. Черт, я хочу будущего с тобой. — Он кладет руку на сердце и улыбается мне. — Если усыновление ребенка — это способ завести детей, то я согласен.

Я обхватываю его шею руками.

— Думаю, у меня будешь ты.

Он нежно улыбается, берет мою руку и целует ее.

— Не хочешь рассказать мне, почему ты не можешь?

— У меня эндометриоз, — говорю я ему. — Это заболевание, которое может вызвать бесплодие у женщин и проблемы, которые могут привести к удалению матки. Я была одной из таких женщин.

Он поглаживает меня по спине, и сострадание проступает на его лице.

— Мне очень жаль.

Я не уверена, что это началось, может быть, потому что я наконец-то открылась кому-то, но все мои эмоции, все мои мысли внезапно выплеснулись наружу — перед человеком, которому я, как оказалось, доверяю больше, чем кому-либо.

— Это убивает меня, — говорю я сквозь стон и рыдания. — Я вижу так много женщин, моя сестра была одной из них, которые не заслуживают… — Я сделала паузу, чтобы поправить себя. — Это подло с моей стороны. Я вижу этих женщин, которые не хотят быть матерями или заботиться о своих детях, и меня убивает то, что они принимают это как должное. — Печаль одолевает меня. — Боже, я бы за это убила.

— Детка, — говорит он, продолжая поглаживать мою спину.

Я вытираю слезы, пока Кайл смотрит на меня, уделяя мне все свое внимание с обеспокоенным лицом. Стыд разъедает мои внутренности.

— Это то, для чего женщина была создана, верно? Наши тела созданы, чтобы рожать детей. Будучи маленькими девочками, мы смотрим в будущее, надеясь на это. Я помню, как я заботилась о Трее, когда мне было пятнадцать. Иногда я вела себя так, будто он был моим ребенком. Я не могла дождаться, когда когда-нибудь стану матерью. — Боль охватывает мою грудь, а горло сжимается от рыданий. — Все это было отнято у меня простым диагнозом. Иногда я даже не чувствую себя женщиной. Иногда я ненавижу свое тело за то, что оно такое, за то, что оно так со мной поступило.

Мать Кента помогала мне после операции. Она была добра, но не могла скрыть грусть в своих глазах от того, что я не смогу подарить ей внука. Смириться с моим бесплодием достаточно сложно, но видеть разочарование и осуждение других людей становится еще хуже.

Кайл молчит. Он никогда не прерывает меня, не пытается оправдать то, что я чувствую. Он слушает и впитывает мою боль.

— Не смей основывать свою ценность на способности иметь детей. Ты все еще женщина — сильная, сострадательная, сексуальная женщина, которая дарит безусловную любовь стольким людям. Почему ты не даришь такую же любовь себе? — Он гладит мое лицо, собирая пальцами все мои слезы. — Ты, как и другие женщины, была создана не для этого. Точка. Ты здесь, помогаешь Трею и Глории и работаешь на работе, за которую платят в два раза меньше, чем положено. Любой, кто заставляет тебя верить в другое, не должен быть в твоей жизни.

Я глотаю, не в силах вымолвить ни слова. Я не отстраняюсь от него, как тогда, когда я говорила Кенту.

— Есть альтернативы, — продолжает он. — Усыновление. Суррогатное материнство. Не позволяй своему диагнозу помешать тебе стать матерью, если ты этого хочешь.

Я киваю. Мысль об усыновлении приходила мне в голову, но меня охватило беспокойство, что с моей стороны было бы эгоистично приводить ребенка в неполную семью. Я выросла без отца, и это было больно. Я хочу дать ребенку идеальную жизнь — мать, отца, стабильность, белый заборчик, все это. Сейчас я не могу.

Кайл еще не закончил говорить. Моя откровенность с признанием открыла эмоциональные шлюзы. Он не моргает, когда мы устанавливаем постоянный зрительный контакт, и я чувствую слабость в теле, когда он смотрит на меня с… Я даже не уверена, что это такое.

Его голос наполнен эмоциями, когда он наконец заговорил.

— Хлоя, прошлой ночью нам нужен был алкоголь в наших организмах, чтобы говорить трезвые мысли, но если говорить честно, без брехни, я влюбляюсь в тебя. Я буду говорить это пьяным, трезвым, сегодня, завтра и каждый день до конца своей жизни. Я хочу сделать это официально. Мне надоело притворяться, что мы просто друзья по сексу. Я хочу, чтобы ты была моей, и в будущем, если у нас все получится, мы сможем усыновить всех детей в мире.

Кент никогда не говорил об этом со мной; он замыкался, когда речь заходила об этом. Он был в ярости от того,