Марианна Кожевникова - Входи, открыто!

Когда Александр Павлович добрался до просмотра, у него даже дух захватило: до чего же интересно посмотреть, как заживут на экране твои герои! Пусть не только твои, но и соавтора… Нет, он непременно хочет хоть раз в жизни увидеть такое! Нет, не увидеть, а пережить. Но может, все-таки подождать и обойтись без соавтора. Почему-то соавтор ему очень мешал и создавал душевный дискомфорт… В общем, просмотр, презентация, ну и успех, конечно. Большие деньги. Путешествия. В первую очередь Франция, разумеется. Потом скорее всего Греция, Италия. Одним словом, Европа, колыбель культуры и цивилизации. У варианта два минуса — жизнь в Москве и соавтор.

Второй вариант. Московскую квартиру он сдает, живет на квартирную плату как на ренту, окапывается в Посаде и пишет наконец свой роман. Пишет не спеша, в свое удовольствие, столько времени, сколько потребуется. Получает Букера. И едет в путешествие по Европе. Тоже не спеша и со вкусом.

Отправившись мысленно в очередное путешествие, Саня от души рассмеялся. Выходило, что все его пути и киношные, и романные вели в Рим, а точнее, в Париж. А если ему так в Париж хочется, то, может быть, и начать с путешествия, как только появятся свободные деньги?

Но сначала он съездит к матери. А до этого должен решить вопрос с Иващенко. Скажет «да» и определит свою жизнь на полгода, а то и на год. Скажет «нет» — надолго распростится с кино, куда так рвался…

И снова Александра Павловича слегка лихорадило, и было интересно жить и хотелось не промахнуться, а выбрать все очень точно и правильно!

И когда он мысленно доходил до необходимости выбора, то у него перед глазами возникала Вера. Вот уж кто умел выбирать! И как неожиданно. И при этом точно! Прямо в яблочко! Да, она снова его поразила. У нее был дар находить горячие точки и становиться полезной. Уж где он не ожидал ее встретить, так это у Ляли. Не будь он в своей лихорадке возбуждения, он бы надолго застыл на месте. Но на Лялиной кухне Вера смотрелась как у себя дома и снова была нужной и необходимой.

Вот и он, Александр Павлович Иргунов, должен был выбрать сейчас свое место, определить свой жизненный путь…

И Сева, и Вера заметили, что с Александром Павловичем что-то творится, он стал рассеян, отвечал невпопад, то улыбался, то хмурился. Они его, разумеется, не трогали, только переглядывались. У них и своих хлопот хватало. У Веры с ремонтом. У Севы с росписью. Как-то за ужином Александр Павлович спросил Веру, хорошо ли она знает Тверь. Вера удивилась, зачем ему Тверь понадобилась, и ответила, что неплохо.

— Уверен, что Зареченскую улицу не знаете, — сказал Александр Павлович.

— Вот Зареченскую как раз знаю распрекрасно, — ответила Вера. — У меня там тетка жила, мамина сестра. Так что там почти все мое детство прошло.

— Может, вы и дом номер восемь знаете? И кто в нем живет тоже? — спросил Александр Павлович и так и впился в Веру глазами.

Она подумала.

— Увижу дом, конечно, узнаю, — ответила она. — А так нет, не помню его, тетка у меня на другом конце улицы жила, а в этом доме, кажется, какие-то приезжие жили.

«Это моя мать к вам туда жить переехала», — хотел было сказать Александр Павлович и не сказал. Не мог он пока с такой легкостью о своей матери говорить.

— А кто у вас в Твери на Зареченской? — поинтересовалась Вера.

— Родня, — ответил Александр Павлович. — Думаю летом ее навестить.

— Хотите, вместе поедем? — предложила Вера. — Я тоже летом домой к родителям собираюсь. А вдвоем дорога, сами знаете, вдвое короче. У нас и остановиться можно, если у родни тесно. Люди по-всякому ведь живут.

Взглянув на спокойную доброжелательную Веру, Александр Павлович с облегчением вздохнул: теперь он точно знал, что его поездка состоится, что с матерью он повидается, и повидается хорошо. До Твери-то и в самом деле рукой подать…

— Договорились, — сказал он. — Вот я только со своими киношными делами определюсь, и тогда мы с вами прикинем, когда в Тверь двинемся.

И по тому облегчению, с каким он это сказал, Вера поняла, что с души его свалился какой-то камень, и в ответ на его улыбку тоже улыбнулась.

Камень и вправду неведомо почему, но свалился. После ужина Александр Павлович сел и написал матери письмо. Попросту, без затей, словно они всегда обо всем с ней разговаривали, как будто тете Лизе писал: о работе, Инне, Тяпе. Как-никак внук. И о том, что хочет повидаться, тоже написал. Мол-де, собирается навестить ее летом, а когда удобнее, пусть сама напишет. И вложил в конверт фотографии: Инна с Тяпой в Австралии, а он в Посаде.

Потом проверил электронную почту и увидел, что пришло письмо от Инны. Ну, как в жизни водится, все одно к одному. Открыл и стал читать. Инна писала, что, увидев конверт, надписанный его рукой, всплакнула, что, конечно, они по-прежнему близкие люди. Личная жизнь у нее ладится не очень, не так-то быстро она сходится с людьми. Обещала написать о своей жизни подробнее, жаловалась на занятость, беспокоилась об Олежке.

Одиночество Инны было для Сани неожиданностью. Честно говоря, он давно ее выдал замуж. А с чего, спрашивается? Он и сам знал, что она нелегко идет на сближение… Он быстренько ей ответил по той же почте, написал, что пусть знает, он всегда рядом. Об Олежке пусть сигналит сразу. А о том, что он тоже трудно идет на сближение, писать не стал. Хотя это тоже было правдой.

Почувствовав, что перевозбужден, Александр Павлович отправился побродить по улицам. А заодно и письмо матери отправить. Пешие прогулки всегда его успокаивали. Ночная тишина спящего Посада, запах сырого снега, звезды подействовали на него умиротворяюще. Со своей окраины он дошел чуть не до центра — благо, недалеко, — света и огней стало больше, зато звезды почти совсем пропали. Он опустил письмо в почтовый ящик и отправился обратно.

Шагалось ему легко, и в будущее легко смотрелось. Все оказалось просто. Летом съездит к матери. И с чего это он к ней раньше не ездил? Глупость какая-то! А вот заниматься чужим сценарием не будет. Иващенко на него не обидится. Охотников на такую работу найдется немало, так что он никого не подведет. Вот оно и пришло, его решение, четкое, правильное. Ему нужно заниматься своим, писать свое, жить свою жизнь.

На следующий день он еще раз проглядел сценарий и опять нашел, что сценарий талантливый. Не случайно Иващенко его выделил. Но тянуть с отказом не стоило, у них там каждая минута на вес золота. Набрал телефон Иващенко и попросил о скорейшей аудиенции. Сергей Петрович явно обрадовался скорострельности Иргунова, видно, его и в самом деле поджимало время. Александр Павлович про отказ ничего говорить не стал. Отказываться, если не собираешься рвать навсегда, нужно только при личной встрече. Александр Павлович сунул в сумку сценарий и поехал в Москву.