Анна Берсенева - Единственная женщина

Единственное, что выручало Лизу, — была невероятная занятость Ратникова, не оставлявшая им времени даже для разговоров наедине. Да и Псковитин был занят выше головы, и его Лиза видела нечасто. Кажется, он взял на работу человека, которого готовил себе в заместители, и теперь «натаскивал» его, заставляя разобраться в разветвленной системе безопасности «Мегаполис-инвеста».

Впрочем, иногда Лиза думала, что и Сергей пытается таким образом обуздать собственную душу.

Работы у нее было немного, потому что, как ей давно стало ясно, главная работа возникала у нее в «Мегаполис-инвесте», если к ней обращался Ратников; переводить письма мог бы любой другой переводчик.

На день своего рождения она съездила к маме в Новополоцк: та давно уже волновалась из-за нее, не зная, чем занимается теперь ее Лиза.

— Как мне не волноваться! — всхлипывала она, обнимая ее на пыльном перроне. — Сколько уж не приезжала ты! По телефону-то легко говорить — все, мол, хорошо, — а мне бы в глаза тебе посмотреть, глазами-то не обманешь!

Знакомое, полузабытое чувство ежедневного покоя охватило Лизу, едва она вошла в их маленькую квартирку. Все здесь было так же, как год назад, как пять лет назад, как в каждый день ее рождения в прежние годы, когда еще не уезжала она отсюда.

На столе, прикрытый вышитой салфеткой, стоял праздничный пирог с малиной, в комнатах пахло ванилью — это был тот самый покой, которого невозможно достигнуть, который дается сам собой, в награду душе…

Мама уже хлопотала на кухне, доставала из холодильника Лизин любимый холодник — никто не умел его готовить так, как она.

Лиза приехала всего на два дня, и, узнав об этом, Зоя Сергеевна едва не расплакалась снова.

— Как же так, Лизонька? Побыла бы, рассказала…

— На работу ведь надо, мама, — объясняла Лиза. — Отпуск мне не положен еще, просто я по тебе соскучилась — вот и приехала.

Они разговаривали за полночь, и Лиза вдруг поймала себя на том, что старается казаться равнодушной, когда речь заходит о руководителе «Мегаполис-инвеста».

— Неужто и за квартиру они платят! — поразилась Зоя Сергеевна. — Надо же, хорошие какие люди!..

Потом, вглядевшись в Лизины глаза, она спросила:

— Не договариваешь ты что-то, Лизонька, я же вижу. Не пойму только, о ком? Неужели ты все одна, никого у тебя нет? Такая красивая ты стала…

Лиза не чувствовала изменений в собственной внешности, но мать сразу заметила то светящееся очарование, которое появилось в облике дочери. Свет лился из ее глаз, и каждый, кто видел ее, поражался тому, какое странное, неназываемое ощущение вызывают в нем эти глаза. Какое-то особенное понимание человеческой души появилось у нее, и невозможно было разгадать секрет этого ее дара…

Да и просто красива она стала! То есть она всегда была красива — с необыкновенными своими светло-пепельными волосами, с виноградной зеленью огромных глаз и нежными очертаниями губ. Но теперь из ее облика исчезла та незавершенность, которая так заметна была в нем прежде. И определенность, появившаяся в ней, была связана именно с Лизиной отданностью чьей-то душе, в которую, казалось, постоянно всматривались ее внимательные глаза.

Но чья это душа так притягивает ее дочь — мать не знала…

— Ты не влюбилась, Лизонька? — осторожно спросила она.

— Почему ты решила?

— Да так — почему ж тебе не влюбиться? И ты не о себе как будто бы думаешь, так мне кажется…

Лиза ничего не ответила. Конечно, она думала не о себе. Ей вообще несвойственно было думать о себе, но раньше всегда приходилось это делать: и потому, что больше подумать о ней было некому — мама и брат не в счет, — и потому, что ей надо было разобраться с собственной душой, иначе не понять было этого непредсказуемого, порою угрожающего мира.

Но теперь — теперь были мысли и чувства, поглощавшие ее без остатка, не оставлявшие сил для раздумий о себе…

Здесь, дома, когда ей не надо было держать себя в руках, казаться невозмутимой и веселой, — она думала о Юре постоянно. Она даже не думала о нем: она чувствовала его постоянно — как если бы он был в соседней комнате, нет, ближе, чем в соседней комнате; как если бы его глаза все время смотрели на нее то с обычным его веселым интересом, то с совсем другим чувством, которое они оба боялись называть…

Мать только вздыхала украдкой, глядя на нее.

Но в Москву Лиза возвращалась с твердой решимостью быть сильнее обстоятельств, не позволять себе разрушать то, что стало ей дорого.

И время словно бы помогало ей в этом.

Наступил август — месяц, в который, как она знала, Ратников всегда уезжал в отпуск. Правда, на этот раз он собирался ехать в Германию — не столько отдыхать, сколько снова улаживать что-то со своим немецким проектом.

Он сам сказал ей об этом, зайдя как-то в ее комнату.

— Меня уже, знаешь, просто азарт берет — да что он, заколдованный, проект этот? — сказал Юрий, сидя, по своему обыкновению, на краю стола. — И ты знаешь, о чем я подумал? Ведь это Подколзев сейчас занимается международными инвестициями — как мне раньше в голову не пришло! То-то он приставал со своей Думой… Это, конечно, еще только предположения, но я сам должен проверить все в Германии — чтобы уж точно убедиться, что дело не в немцах. Да?

Он смотрел на нее вопросительно и даже просительно — словно ожидал, что она посоветует что-то. И ей показалось, что не совета об инвестиционном проекте ждет он от нее…

— А у Сергея когда отпуск? — спросила она, отводя глаза.

— Мне тоже интересно, — усмехнулся Ратников. — Сейчас-то он уж точно не уйдет: и меня не будет недели две, и с замом своим новым он возится — нет, сейчас не уйдет.

В глазах его мелькало рассеянное выражение — видно было, что он думает сейчас не об отпуске Псковитина, да, пожалуй, и не о собственном отпуске. Лиза не спрашивала, куда именно он едет, как собирается отдыхать. Наверняка он проведет отпуск с женой — зачем растравлять себе душу вопросами?

Она замечала, что в последнее время он как-то спокойнее смотрит ей в глаза, словно тоже решил для себя что-то. И она не знала, радоваться ей этому или печалиться…

Дни, когда она не видела его, сливались для нее в одно пустое пятно — как будто были вычеркнуты из жизни. Она физически ощущала никчемность своего существования и с ужасом думала: «Что же я дальше буду делать?»

Но и когда он вернулся, мало что изменилось в ее жизни. Работа, квартира в писательском доме, короткие встречи с Юрой в коридоре или во время каких-нибудь конференций, тяжелый и печальный взгляд Псковитина — ото всего этого веяло безнадежностью…