Ален Де Боттон - Интимные подробности

Была ли Изабель хорошей? Казалось бы, риторический вопрос, но сама она так не считала.

— Это только видимость, а стоит копнуть поглубже, наружу полезет всякая гадость, — заявила она, словно бы бросая мне вызов.

Она уточнила, что нужно различать хороших людей и тех, кто хорошо ведет себя, а также задалась вопросом: как бы ее друзья, с виду вполне приличные люди, повели себя на "Медузе".

— Где?

— Помнишь картину Давида? Там нарисован плот с матросами, которые спаслись после кораблекрушения, и одни уже начинают пожирать других.

— И что?

— Ну вот, представь, что ты оказался с человеком на одном плоту, — это верный способ понять, как он поведет себя, если дело запахнет керосином. Кто будет обедать, а кто — обедом? Взять, к примеру, моего друга Криса. Уверена, что он будет обедать.

— С чего ты взяла?

— Просто вспомнила, как он набрасывался на овощи, когда мы сидели в ресторане. Спорим, он будет зубами и ногтями драться за последний парашют в падающем самолете.

— Умеешь же ты выбирать друзей. И метафоры.

— Послушай, если бы я выбирала друзей, глядя только на то, каковы они в глубине души, то мне слишком часто пришлось бы ужинать в одиночестве, — фыркнула она, и я с тоской подумал о вкусной рыбе, которую мы только что съели. — Но мне легко польстить, и уж если я кому-то нравлюсь, кем бы он ни был глубоко внутри, я отвечаю ему тем же. Кстати, картину с плотом нарисовал Жерико,[77] но смысл от этого не меняется, только художник, — добавила она, слегка улыбнувшись.

Собеседник, особо трепетно относящийся к общечеловеческим ценностям, мог бы назвать взгляды Изабель циничными, но она признавалась в них так легко и артистично, что это совершенно не бросалось в глаза. В ее цинизме было какое-то обаяние: если кто-то нахваливал ее прелестное платье, она с улыбкой отвечала: "Ладно, хватит об этом, чего ты от меня хочешь на этот раз?"

Изабель строго судила не только других, но и себя. По собственному признанию, в возрасте от десяти до пятнадцати лет она была "чудовищной сучкой", а от пятнадцати до восемнадцати — "сучкой время от времени". Она довела до слез двенадцатилетнюю Луизу Стоббс, высмеивая пластинки у нее на зубах; она пустила слух, что Джейн Макдональд нравится, когда бойфренд ее бьет, и прозвала ее "Джейн-мазохистка"; она заманила одного юношу в ванную в доме Лауры, якобы для того, чтобы поцеловаться, а потом выскочила из ванной и заперла его внутри; она ежедневно напоминала Джулии Гибсон о размерах ее носа; она обманула одного из ухажеров Люси, сказав ему, что он напрасно тратит время; она подлизывалась к бабушке, чтобы выклянчить у нее деньги; наконец, она сказала восьмилетнему брату, что у него маленький пенис, хотя на самом деле сравнивать-то ей было не с чем.

— А как твоя скверная сторона проявляется теперь? — настаивал я.

— Ну, я часто лгу.

— Насчет чего?

— На днях Элизабет позвонила, когда я уже выбегала из дома, чтобы поехать к ней на обед, и попросила взять с собой несколько стульев. Мне не хотелось возиться, и я наврала, что кухонные стулья у меня не складные и в машину не влезут. Или взять этот грейпфрутовый сок на столе. Перед тем, как ты пришел, я отпила прямо из бутылки. Сама я возмутилась бы, если бы передо мной поставили такую бутылку, но, видишь, мне хватило наглости, чтобы не брать стакан, и не хватило порядочности, чтобы предупредить тебя.

— Это не преступление, — ответил я (хотя пить больше не стал).

— Нет, но с таких мелочей обычно все и начинается. Я слишком труслива, чтобы ограбить банк, но вообще-то не возражала бы; особенно мое отделение. Знаешь, я ненавижу своего менеджера, так что с удовольствием связала бы его и накормила банковскими выписками.

Еще, призналась Изабель, ей случалось завидовать. И это чувство порождал отнюдь не разрыв между реальностью и идеалом; нет, его вызывали банальные, вещественные детали. Скажем, когда Саре предоставили отдельный кабинет, Изабель надулась, потому что ей по-прежнему приходилось работать в общем зале, где невозможно было ни уединиться, ни сосредоточиться. Таким образом, зависть была проявлением недовольства собой (ведь Изабель не добилась того, чего вроде бы заслуживала), и в какой-то мере способствовала развитию здорового честолюбия.

Касаясь вопроса о том, хорош человек или плох, психологи сосредоточили свои усилия на измерении его агрессивности. Я нашел исследование с лирическим названием "Власть и подчинение", автор которого пытался определить, в какой мере человек склонен возмутиться, если сосед наступит ему на ногу, или же молча стерпеть это неудобство, опасаясь вызвать скандал.

Вот несколько вопросов, позаимствованных мной из этой работы:

1. Некто пытается пролезть мимо вас в очереди. Вы уже ждали какое-то время, но больше ждать не можете. Допустим, наглец того же пола, что и вы. Как вы поступите?

а) выскажете ему все, что о нем думаете;

б) будете сверлить его испепеляющим взглядом или громко прокомментируете его поведение, обращаясь к соседу;

в) решите, что ждать нет смысла, и уйдете;

г) ничего не сделаете.

2. Смущаетесь ли вы, когда в академических или деловых кругах сталкиваетесь со старшими по рангу?

а) да, и заметно;

б) немного;

в) вовсе нет.

3. Вы отдали принадлежащую вам вещь в ремонт. Когда вы приходите за ней в назначенное время, мастер говорит, что он "только сейчас начал с ней работать". Как вы отреагируете?

а) упрекнете его;

б) мягко выразите свое недовольство;

в) оставите эмоции при себе.

Рассмеявшись, Изабель призналась, что относится к тем ужасным людям, которые не выражают агрессию открыто, но и не прячут ее внутри, а проявляют в пассивной форме, характерной для вторых ответов. Изабель с удовольствием сверлила недругов глазами, и часто практиковала этот метод в лондонском транспорте. Если таксист хотел подрезать ее, она принимала пресыщенный и утомленный вид, чтобы испортить ему все удовольствие. Она верила, что такое выражение лица помогает еще и уберечься от грабителей по дороге домой; идея состояла в том, чтобы изобразить усталость и раздражение, которые сбили бы с толку даже самого отпетого негодяя.

Другим вариантом была предельная вежливость (в которой наблюдатель, не чуждый культурных стереотипов, мог отметить национальную черту). Крис как-то рассказывал историю о том, как они с Изабель ездили в Португалию. В небольшом городке допоздна работал только один ресторан, где с туристов драли три шкуры. Что именно они ели, уже забылось, но в самом начале трапезы официант принес керамический кувшин, чтобы налить Изабель воды, и вместе с желанной жидкостью в стакан вывалился большой, наполовину утопший таракан. Кто-то другой на месте Изабель мог бы отказаться платить по счету, поднять крик или вообще добиться закрытия этого ресторана, а она лишь иронично заметила: "Похоже, вы кого-то принесли с кухни".