Фэй Уэлдон - Сын президента

— Это вы, Изабел? Смеетесь и стонете одна в темноте? Я думаю, вам лучше зайти сюда и все рассказать мне, а не таить это про себя.

Изабел вошла в кабинет: из лужицы тьмы в теплый свет. Возможно, у него тут розовые лампочки, а не обычные матовые. Доктор Грегори сидел за столом и что-то писал.

— Лягте, — сказал он. — Я закончу через минуту.

Изабел легла на кушетку. Вскоре она услышала, как он положил на стол перо.

— Выкладывайте, — сказал он.

— Сегодня меня дважды пытались убить, — сказала Изабел, — кому-то надо избавиться от меня. В моей жизни есть соглядатай. Я уверена, что это Хомер. Он знал, что я не заберу Джейсона из школы, он думал, я не смогу это сделать, так как буду мертва.

Доктор Грегори молчал.

— На море еще и не то бывает, — весело сказала Изабел; это было излюбленное выражение ее матери. Изабел-девочка, впервые увидевшая море в семнадцать лет, была готова ей верить. На море и не то бывает. На суше тебя лягают лошади, на море акулы откусывают тебе руки и ноги, а порой и проглатывают целиком. Только, конечно, можно вообще оставаться на суше или, во всяком случае, не лезть на глубину. Трудней не лезть под ноги лошадям, если, чтобы попасть к собственным дверям, приходится пересекать их загон, а мать велит гладить их по крупу, когда идешь мимо, чтобы показать, что ты не держишь против них зла. Изабел поняла, что томительное чувство, гложущее ее, связано с Джейсоном.

— Все дело в Джейсоне, — сказала она. — Где Джейсон? Что мне делать?

Она увидела, что плачет. Доктор Грегори по-прежнему молчал. Позади нее раздался какой-то шорох.

— С Джейсоном все в порядке, Изабел, — сказал Хомер. — Он под присмотром, Просто нам с тобой надо поговорить.

Изабел села. У окна бок о бок стояли Хомер и доктор Грегори.

— Казнь путем выбрасывания из окна, — сказала Изабел. — Смерть от удара о землю.

— Нет, нет, — запротестовал Хомер, — уж очень неопрятно и сразу вызывает подозрение. К тому же, я слишком уважаю тебя, Изабел, чтобы способствовать твоей насильственной смерти. Так же, как, я уверен, и доктор Грегори, Пит и Джо, твои американские друзья юности, грубы, отвратительны и крайне глупы; мне пришлось грудью отстаивать тебя.

— Спасибо, Хомер, — сказала Изабел.

— Хуже того, — продолжал он, — они не добились никаких результатов, а время не ждет.

— Вы делаете такие вещи ради денег, доктор Грегори? — спросила Изабел. Она подошла к столу, села на него и принялась болтать ногами, восхищаясь собственным небрежным тоном.

— Все работают ради денег, — сказал доктор Грегори. — Даже психоаналитики. Но на первом месте стоят принципы.

— Ты все это придумал, да, Хомер? — спросила Изабел. — Ты придумал, что Джейсон кусается и мочится в постель? Потому что, оглядываясь назад, я не могу вспомнить, чтобы хоть раз сама это видела. Нет, видела, когда Джейсон укусил Бобби. Ну и след у тебя на ноге, но это ты мог сделать сам. Я поверила тебе на слово.

— Мне надо было, чтобы ты пошла к доктору Грегори, — сказал Хомер.

— Ты меня обманул, — грустно сказала Изабел. Тихий голос перед лицом колоссального зла. Режиссер все перепутал. Для ее роли небрежный тон не подходит. Надо попробовать сыграть ее иначе.

— Изабел, — терпеливо сказал Хомер, — припомни, обманула меня ты. Ты сделала вид, будто Джейсон — мой сын, и обманным путем вышла за меня замуж. В лучшем будущем, за которое мы боремся, такой брак будет признан не имеющим законной силы. В данном случае он есть и всегда был недействителен морально.

Изабел раскрыла и закрыла рот. Она подумала, что, если дела примут хороший оборот и она снова сможет обитать в своем теле, ее ждет отчаянная головная боль. Правая сторона лица казалась липкой. Она стерла остатки грима вокруг глаза. Было мало надежды, что она всего лишь участвует в пьесе, что вдруг раздадутся аплодисменты и окажется, что она прекрасно сыграла свою роль. Перед ней отчетливо встал виденный однажды сон — ей приснилось, будто у нее выпали все зубы. Проснувшись и поняв, что это был только сон, она расплакалась от радости. Сейчас пробуждения не будет. Возможно, единственное, что поможет уйти от настоящего, это еще более глубокий сон.

— Где Джейсон? — потребовала Изабел. — Что ты сделал с Джейсоном? — Изабел чувствовала, что в глазах у нее угроза, что она пышет злобой. На нее накатывали волны разноречивых чувств — жар, холод, ее трясло, как в лихорадке. Она радовалась своему гневу и возмущению, они вселяли надежду. Если она напустится на Хомера, больно его уязвит, он может каким-то образом снова стать таким, каким был раньше. Она презирает его. О, да, подумала Изабел, презирает. Пусть чуть-чуть, но презирает.

— Джейсон пьет молочный коктейль там, внизу, — сказал Хомер. — Его видно отсюда. Посмотри.

Изабел подошла к окну и взглянула вниз. На противоположной стороне улицы, там, где фасад здания в стиле эпохи Георгов уступал место низкой бетонной сводчатой галерее, в которой располагался пассаж, за столиком у окна новой с иголочки кафе-молочной в американском стиле сидел ее сын. По обеим сторонам от него — двое мужчин. Все трое тянули через соломинки молочный коктейль.

— Пит и Джо, — сказала Изабел. Чувствительность начала возвращаться: так постепенно все сильней болит зуб, когда отходит после анестезии. Реальная жизнь, реальная боль.

— Слишком высокооплачиваемые, слишком хорошо вооруженные и оказавшиеся слишком близко к нам, — сказал Хомер. — То самое, чего я надеялся избежать. Они присмотрят за Джейсоном. Пока. Он ведь сын президента.

— Дэнди еще может и не стать президентом, — резко сказала Изабел. — И он им не станет, если мне удастся вмешаться.

Раз тебя хотят убить, значит, ты для них — реальная угроза. Раз тебя стремятся убрать с пути, значит, ты для них опасна. Вот в чем был секрет, разгадку которого она так долго ждала.

Ее австралийский акцент, заметила Изабел, снова вернулся к ней. Она спустилась к самым глубинным истокам своего существования. Хорошие манеры сошли с нее, как наружный слой с черствого шоколадного батончика, который держится только благодаря обертке.

— Хомер, — заметил доктор Грегори, — в этом и есть корень ее беды. Она никогда не примирится с уходом отца. Она подменяет гнев на него агрессивностью по отношению к миру и всем мужчинам. Если бы у нас было больше времени, этого, возможно, удалось бы избежать. Но она без конца пропускала назначенные ей встречи. Пациенты — свои самые злые враги.

Казалось, Хомер его не слушает. Он ласково улыбнулся Изабел и похлопал рукой по кушетке. Она послушно села. Он сел рядом.

— Изабел, я взываю к твоим лучшим чувствам, к твоему сердцу, оно у тебя есть, хоть и скрыто под глупо-сентиментальным либерализмом, истерией и типичной женской иррациональностью. Если ты согласишься пойти мне навстречу, я еще могу спасти Джейсона. Я могу отвезти его домой, к моим родителям. Они вырастят его. Его прилично постригут, дадут надлежащее образование, он станет рано ложиться спать. Он будет в безопасности, у него появятся нормальные критерии, он вырастет хорошим человеком. Ему нужна дисциплина, Изабел. Всем мальчикам нужна. Никто не будет знать его имени. Это я беру на себя.