Татьяна Туринская - Идолопоклонница

Женя брезгливо скривилась, взяла долгую паузу. Ох, лучше бы он не звонил! Не вообще, а по крайней мере сегодня. А еще лучше — месяц, может, два. За это время Женя могла бы забыть неприятный эпизод с Зиминым, Димину истерику… Впрочем, разве она когда-нибудь сможет забыть эпизод с Зиминым? Глупость какая — конечно нет! Но со временем отвращение к себе и Диме, быть может, хоть чуточку притупилось бы, и все еще могло бы остаться, как есть. Ну зачем он позвонил?!

— Я не буду ему звонить, Дима, — после долгих размышлений ответила Женя. — Я постараюсь все сделать, если он придет. Да, если придет — я постараюсь. Я сделаю… Если будет не очень противно… Если ты действительно без этого пропадешь…

— Да, да, любимая, пропаду! — радостно подтвердил Городинский, чем заставил Женю еще больше скривиться от брезгливости.

— Хорошо, — убитым голосом согласилась она. — Раз уж я тебя приручила, как ты выражаешься… За свои ошибки нужно платить, как бы дорого они ни стоили. Но сама ему звонить не буду. Если придет, если потребует — сделаю всё от меня зависящее, по крайней мере, попытаюсь, но не гарантирую. А звонить не буду. И не проси.

Городинский торопливо ее успокоил:

— Ладно, ладно, не надо. Я сам позвоню. Ты только не передумай, ладно? Женечка, миленькая, ты даже не представляешь, как я тебя люблю! Спасибо тебе, родная моя! Вот увидишь, у нас еще все будет хорошо!

Женя в очередной раз брезгливо скривилась и аккуратно положила трубку на рычаг. Подошла к портрету, тяжелым оценивающим взглядом посмотрела на него. Городинский на портрете чуточку сжался, словно бы ожидая от нее удара.

— Я сделаю это, — уверенно произнесла Женя. Крылья носа брезгливо подрагивали. — Но не говори, что это ради нас. И не ради тебя, Дима. Только ради себя. Я должна заплатить за свою ошибку. Я ошиблась, Дима, я в очередной раз ошиблась. И ты не виноват. Я сама виновата. Я сама во всем виновата. И ты прав, Дима — это такая малость! Это ведь ерунда, правда? Были до тебя, будут после… Нет, после уже никого не будет, хватит. Один раз могла быть случайность. Две случайности — это уже закономерность. Я была права — все мужики сволочи. Кто-то больше, кто-то меньше. После тебя, Дима, никого не будет. Разве что Зимин. Но Зимин не мужик, это просто долг. Я сделаю это, Дима. Сделаю. По крайней мере, постараюсь. А если будет уж слишком противно — не обессудь. Я постараюсь, но не гарантирую, Дима. Я только постараюсь…

'Постараюсь'… Легко сказать, но трудно сделать. Женя даже представить себе не могла, как выполнит данное Городинскому обещание. Противно было до жути, до одури. И почему-то не только от того, что предстояло спасти Диму от страшного человека Зимина таким жутким способом. Ведь даже если отбросить данное Городинскому обещание, на душе все равно оставалась какая-то тошнотворная гадость.

Заснуть в эту ночь удалось лишь под самое утро. Холодной змеей в Женькину душу закрадывалось нехорошее предчувствие, страшная догадка. А тот ли Дима, которого она так долго искала? Действительно ли он предназначен ей судьбой? Или, может, она сама это придумала? Какой ужас, она снова ошиблась? Пять лет, подумать только — пять лет!!! Ради чего, ради кого?!!

Пять лет… Ошибка? Глупость? Но разве можно считать ошибкой любовь? И разве можно ее считать глупостью? Даже если она и в самом деле была не совсем разумна, любовь все равно остается любовью. Впрочем, почему неразумна? Если Дима попал в трудную ситуацию, это что же — Женя сразу должна его разлюбить? Потому что он нужен ей лишь сильный и уверенный в себе? А слабый — пошел вон?! Но ведь это неправильно! Они же не звери, не дикая стая, живущая по законам леса: слабого — на съедение сильным. Нет, нет, так нельзя! Ведь даже киты своему слабому, больному сородичу подставляют спины, чтобы смог подняться на поверхность и вдохнуть воздуха! Неужели люди должны быть более жестоки друг к другу, чем животные?! Слабого нужно жалеть, его нужно любить гораздо больше, чем здорового и сильного, хотя бы потому, что слабый без этого не выживет! А вот сильный и без посторонней поддержки и вселенской любви выживет в этом жестоком мире, более того, еще и очень неплохо в нем устроится. А слабому в любви и помощи отказывать нельзя. Слабого нужно жалеть…

Как-то непривычно и странно Жене было думать о Городинском, как о слабом. Все пять лет воспринимала Димочку, как кумира, а кумир ведь не может быть слабым. Но разве от того, что попал в трудную ситуацию, что позволил себе в безвыходном положении проявить слабинку, Дима стал хуже, стал не достоин Жениной любви? Да нет же, нет! Даже если Женя вдруг сама засомневалась в своих чувствах, то Диминой вины в этом нет! Виновата только сама Женя. Значит, любовь ее была недостаточно сильной, если при первом же испытании пусть не исчезла совсем, но несколько померкла, потускнела. Значит, слаб не Дима, а сама Женька, потому что посмела подвергнуть сомнению свою любовь к кумиру.

А Дима… Дима ни в чем не виноват. Разве это он придумал весь тот кошмар, в котором они оказались вместе с Женей? Разве от него исходила инициатива так называемого 'подарка'? Если уж и виноват в чем-то Дима, так только в том, что так глупо выдал себя при встрече с врагом. Во всем остальном виноват только страшный человек Зимин!

Конечно, неприятно, что Дима позволил себе быть слабым. Все бы ничего, но опускаться до того, чтобы умолять Женьку о помощи? О такой помощи?! Это как минимум некрасиво. Но стоит ли вот так сразу подвергать сомнению собственную любовь? Как и то, достоин ли Дима ее любви? Он ведь просто попал в безвыходную ситуацию. Что поделаешь — он и в самом деле очень сильно зависит от своей Петраковой, иначе, Женя была уверена в этом, ни в коем случае не опустился бы до такого унижения перед нею. Значит, и в самом деле все выходы на сцену находятся в жадных Алининых руках. И Диму даже можно понять — как ему жить без сцены, без славы, если он для этого рожден, если это его предназначение? Осудить — легче легкого. А ты попробуй понять, простить, пожалеть.

Да, Женя жалела. Сочувствовала, сопереживала. Прятала глубоко в подсознание неуверенность в собственном чувстве к нему, и вновь и вновь искала оправдания Городинскому. И, что характерно, почти без труда находила! Не меньше Димы возмущалась поведением Зимина. Каков подлец, а? Ведь намерено ходит к Алине чуть не каждый день, или хотя бы звонит. Не иначе, как в ближайшее время начнет шантажировать Диму. Сволочь. Страшный человек. Бедный, бедный Димочка!

Сочувствовала. Жалела. Хотела помочь. Искренне хотела. Даже таким варварским способом, о котором говорил Дима. Гадко? Безусловно! А что делать?! Если это единственный способ помочь любимому? Кто сказал, что любить — это легко? Ведь даже Лариска Сычева, ой, то есть уже Гондурова, и та ради своего Вадика отважилась бы на такой шаг. А значит, не так уж это и страшно. Ведь вряд ли Лариска, практически еще новобрачная, так легко отнеслась бы к такому разговору. Сычева, конечно, человек легкомысленный, но не до такой же степени! И как уверенно сказала: 'Да, ради Вадюши я пошла бы на все, даже на это!' Это что же, выходит, Вадик Гондуров достоин большей любви, нежели Димочка Городинский?! Но ведь это несправедливо! Нет, Лариска права, на сто процентов права — ну что, что тут страшного? Ну ведь и правда — не убудет же от Женьки! Можно подумать, что кроме Димы у нее никогда никого не было. Ведь были же! Пусть не так много, но были. И что страшного произошло? Ничего, абсолютно ничего! Кроме того, что теперь Жене было кого с кем сравнивать. Ну вот и добавит еще одно сравнение в свою копилочку. Чтобы лишний раз убедиться в том, что Димочка Городинский — само совершенство.