Екатерина Маркова - Актриса

Слегка подуставших близняшек отправили в Аленин кабинет, располагающийся прямо напротив репетиционного зала. Там им выдали фломастеры, бумагу и усадили за журнальный столик, чтобы они пришли в себя и воспроизвели художественно приведшее их в восхищение венчание в храме.

Когда в очередной раз закричали «горько», в дверях зала остановился, смущенно улыбаясь, Глеб Сергеев с огромной корзиной белых лилий и подарочно упакованной коробкой. Его заметили только после того, как молодожены оторвались друг от друга, завершив долгий, подогреваемый аплодисментами поцелуй. И почему-то всем вдруг стало неловко, точно он явился напоминанием о том, что траур еще не кончился и не во власти самих людей отменять его, а надо, стиснув зубы, мужественно пережить его, отдать свою скорбь, свою свободу выбора, свою волю…

Но Глеб утихомирил все нравственные терзания:

— Я очень рад видеть в этом доме радость. Она совсем не отменяет то больное чувство утраты людей, которые сегодня по праву могли бы быть с нами… Но мы бессильны вернуть их обратно в жизнь. Нам дано только помнить о них и любить так же, как мы любим живых. Все они — и Елена Николаевна, и Энекен, и Катя — каким-то неведомым образом все равно с нами… Что касается Алены, она бы радовалась этому бракосочетанию, если бы болезнь не отняла у нее — временно! — способность помнить… Но это пройдет. И тогда она лично поздравит вас. А сейчас мне хочется пожелать Машеньке и Валентину Глебовичу долгой-долгой счастливой, радостной совместной жизни и от себя и Алены подарить то, что олицетворяет жизнь. — Глеб улыбнулся и, вручая молодоженам коробку, проговорил: — Здесь все очень хрупко и поэтому тщательно упаковано. Чтобы не вскрывать сейчас, рассказываю: это «Весна» работы итальянского скульптора Армани. Буду рад, если она понравится и украсит ваш дом.

Глебу налили шампанское, он чокнулся с Машей и Шкафендрой и встретился взглядом с грустными глазами Инги Ковалевой. Обойдя стол, она встала рядом.

— Глеб Александрович, простите, что я мешаю вам расслабиться… Я знаю — вы все время в больнице, вам необходимо переключаться…

— Да что вы, Инга, — прервал ее Глеб. — Я, наоборот, совсем не хотел бы переключаться, но жизнь велит… Что вы хотели сказать?

У Инги от волнения скривился рот и глаза подозрительно заблестели:

— Глеб, Александрович, возможно, Алене Владимировне нужен какой-нибудь другой врач… специалист по амнезиям… У нас много знакомых врачей. Извините меня, — Инга низко наклонила голову, чтобы Глеб не видел ее пылающего лица. — Мне так важно, чтобы к Алене Владимировне как можно скорей вернулась память.

— Это всем крайне важно, Инга, — Глеб почувствовал, что его слова прозвучали с легким упреком, и мысленно отругал себя. Все думают о себе — это так по-человечески понятно. Каждый в любой ситуации в первую очередь пытается обезопасить себя и любимого.

— Если возникнет такая необходимость, я сразу дам знать, хотя не думаю — в этой больнице первоклассные специалисты.

Маша принесла Глебу огромную тарелку с закусками. Только завела с ним разговор об Алене, как из коридора раздался взрыв смеха и какой-то грохот.

— Это девчонки мои в Аленином кабинете «передыхают». Пойду гляну, что они там учудили.

— Я посмотрю, Маша, — остановил ее Глеб. — Невесте положено пребывать возле своего суженого. А я хоть проведаю заодно Аленин кабинет и при случае ей доложу.

Взбудораженные близняшки встретили Глеба радостным криком.

— Ура! Здравствуйте! Поиграете с нами в кошки-мышки?

— Здравствуйте, барышни! — поклонился Глеб и обежал глазами комнату. По ней словно пронесся тайфун. Журнальный столик и кресла были перевернуты. Настольная лампа почему-то стояла на полу. Шкаф, в одно отделение которого вешалась одежда, а в другой половине на полках хранились Аленины бумаги, рукописи, пьесы, книги, был широко распахнут, и рухнувшие полки вместе со всем содержимым вывалились на пол.

— А это что за шурум-бурум? — поинтересовался Глеб. — Как вам это удалось?

— Случайно. Дашка спряталась в шкаф, а я с завязанными глазами открыла не ту створку, налегла на полку, и они грохнулись. Я нечаянно, — предупредила на всякий случай Наташа.

— Понятно, что не нарочно. Теперь давайте наводить порядок.

— Уу-у, — разочарованно протянули хором девочки. — А в кошки-мышки?

— Да какие кошки-мышки, когда здесь передвигаться невозможно. В кошки-мышки пойдем играть в коридор, а то вы здесь себе фингалов насажаете. Только сначала восстановим порядок.

Девочки уселись на пол и стали складывать стопками бумаги и папки, а Глеб начал возвращать на место полки.

— Ух ты, смотрите, что я нашла. — Довольная Наташа размахивала плюшевым слоненком с розовым хоботом, большими ушами и длинным ворсистым хвостом. — Дашка, это же Катин брелок. Помнишь?

— Чей брелок? — Глеб оставил полки и повернулся к Наташе.

— Это брелок из машины Кати Воробьевой. Она когда нас с мамой подвозила, мы всегда смотрели, как он смешно раскачивается возле руля. Катя сказала нам, что это ее талисман. Наверное, она подарила его тете Алене. Вы ей отвезите его в больницу — она обрадуется.

Глеб принял слоненка из рук девочки и, задумчиво разглядывая его, спросил:

— Где он лежал, Наташ?

— А вот здесь, между этих папок. Рядом со шкатулкой.

Он присел на корточки, поднял изящную перламутровую шкатулку, с трудом открыл тугую крышку. Поверх различных маленьких коробочек и полиэтиленовых пакетиков лежала тонкая ученическая тетрадка.

Глеб прочел первые строчки.

«Дорогая Алена Владимировна! Когда Вы обнаружите эту шкатулку, я буду далеко. По крайней мере, повидаться нам вряд ли позволят…»

Сергеев быстро пролистал тетрадь, исписанную убористым почерком, взглянул на последнюю страницу и похолодел. Крупными буквами была выведена подпись: «Всегда Ваш Севка».

Спустя несколько часов Глеб вернулся в больницу. Алена спала. Он, пытаясь не потревожить ее, пересыпал на блюдце очищенные от скорлупок ядрышки кедровых орехов, достал из пакетов фрукты и вышел в коридор. Присел возле пустующего стола сестринского поста и вскоре увидел Свету, выходящую из палаты.

— Ну как дежурство? Тяжелых много? — поинтересовался Глеб.

— Нормально. Как всегда. — Света взяла журнал и что-то записала. — У больного температура никак не падает. Прямо беда. Алена спит?

— Спит. Уж очень долго. Я уходил — она засыпала. Прошло больше трех часов.

— Да ничего подобного, — Света оторвалась от записей. — У нее был посетитель. Совсем, конечно, недолго, всего десять минут. Потом я его выпроводила.