Нельзя (не) любить - Елена Гром

в который раз убедился, что люблю ее. Просто даже вот не за претензию, насчет моего отъезда, а это такое женское «А я?»

– А ты, любимая, прими ванную, но себя не трогай, сегодня этим заниматься буду только я. И еще… Закажи клубнику в номер.

– М, – разулыбалась она. – Сегодня будут новые эксперименты?

– Тебе понравится, – целую ее, а Платон уже за спиной.

– Ну долго там? Моя жизнь на волоске висит.

Я прощаюсь с Настей, и мы с Платоном спускаемся на первый этаж, чтобы поймать такси и поехать к его отцу. Тот жил в современном жилом комплексе, но построенном лет двадцать назад.

Борис открыл дверь недовольный, в одних пижамных штанах.

– Вы время видели, молокососы. От тебя несет, как от городской пивной.

– Мам, – проходит Платон внутрь и из комнаты выплывает Нина. Почему-то хочется улыбаться, потому что если женщина в свои шестьдесят торопится завязать халат, то все у Бориса Александровича хорошо. А значит мне еще можно не волноваться лет двадцать о том, что Настя будет неудовлетворена. – Ну хоть ты ему скажи.

– Я лишь могу пригласить вас за стол, выпить чай. Здравствуйте, Николас.

– Приветствую, Нина.

– Мне нужен не чай, а свобода.

– Ты уже с этой своей свободой ебанулся. Совсем берега потерял. Нужно нести ответственность за все.

– Да ты вообще людей убивал и ничего тебе не было, – заорал Платон, а Борис замахнулся, но Нина выступила вперед.

– Это ты из него сосунка воспитала.

– Он не сосунок. Просто не знает, что такое ответственность. Все-таки налью вам чаю.

Мы садимся за стол, и Платон как можно дальше от отца, который так и стремится ему по затылку дать.

– Мало я тебя порол.

– Достаточно, мне кажется, – улыбается Нина.

– Иди спать, я скоро приду, – она уходит, а Борис провожает ее взглядом, словно боится из виду упустить, а потом на сына поворачивается. – Ты зачем Фогеля привел. Считаешь я от его красоты расстаю. Стану мягким и пушистым.

– Ага, мягким и пушистым медведем. Ты чего от меня хочешь? Я возьму управление заводом, когда придет время.

– Ты сделал этой бабе ребенка?

– Ну… Я. Мы в каком веке живем. Это не повод в петлю лезть.

– Это повод задуматься, как ты живешь. Ты имеешь все, все. А сам ничего не сделал.

– А зачем мне что-то делать – завод работает как часы. Я тебе сейчас прямо могу рассказать все принципы работы. Да я сам там у станка стою каждое лето с восьми лет, как обычный работяга. И ты снова меня туда хочешь запереть.

– Я хочу, чтобы у тебя появилось, хотя бы понимание, что нужно нести ответственность. Ты станешь отцом.

– Ну и буду отцом. А она то мне зачем.

– Она его мать. А ты ничего больше не умеешь, даже отучиться на управленца не смог. Сам знаешь, не умеешь ничего, создаешь семью.

– Как это не отучился. Я почти закончил!

– Что ты там закончил? Я за тебя отучился, вливая деньги в университет, чтобы у тебя диплом хоть был.

– Хочешь сказать я без тебя вообще ничего не могу?

– Не можешь.

– И отучиться не могу.

– Не можешь.

– Слушайте, – приходит мне в голову идея. Мой возглас их хоть охладил, а то они бы сейчас сцепились. – Есть прекрасная идея. Борис…

– Ну?

– Вы ведь просто хотите преподать сыну урок, и по сути не имеете желания делать его заложником уже взрослой, не слишком невинной особы, верно?

– Допустим.

– А если, Платон докажет, что может нести ответственность за свои поступки и допустим закончит вуз без вашей помощи? – внизу меня пинает Платон. Для него это не самый интересный вариант, но как по мне единственный. – И если он справится, то станет отцом, а не мужем.

Борис вдруг захохотал, да так громогласно, что прибежала Нина. Он тут же поднялся и к ней пошел.

– Ну ты и юморист. Но знаешь что, я согласен. У этого щенка есть время до конца мая. Если он получит диплом сам, не разу не попросив моей помощи, то так и быть, я готов уступить.

Борис уходит, а я с улыбкой поворачиваюсь к Платону.

– Ну что? Как я тебе помог?

– Заебись. Век не забуду. Осталось вспомнить, где находится вуз и как выглядят преподаватели, которые вообще меня в глаза не видели, а так да. Очень помог. Пойду спать. Завтра мне похоже нужно снова учиться держать в руках ручку.

– А это полезно, – говорю ему вслед. Для подписания важных договоров.

В итоге я остался на кухне один, допил чай и поехал к Насте. Она уже спала, раскинувшись на кровати, в одной моей рубашке. И я вдруг понял, что это не вызывает раздражение. Она и моя рубашка идеальное сочетание. На прикроватной тумбочке стояла чаша с клубникой, и я взял одну, надкусил и стал чертить розовые полоски на ее ногах, подниматься выше, к плоскому животику, к соскам, что соблазнительно заострились. Я провел по ним влажной клубников и Настя задрожала и улыбнулась. Открыла и глаза.

– Ты забыл еще одно место.

Я тут же скинул рубашку, взял еще клубнику, а Настя медленно и соблазнительно развела ножки в стороны. Я провел кончиком ягоды между ног, собирая влагу и тут же поднял к губам, надкусывая. Потом уже влажныым фруктом провел вдоль половых губ, задевая клитор. Снова и снова, пока киска не стала розово красной.

– Теперь ты сладкая, как ягодка.

– Ну так съешь меня, – шепчет моя нимфа и поднимаается, чтобы поцеловать, но я лишь коротко касаюсь ее губами, потому чо меня манят другие. И я удобно ложусь, чтобы начать стирать рисунок, активно работая языком, тут же слушая самую красивую музыку, женских стонов. И не дождавшись финального аккорда, я расстегнул ширинку и поднялся выше. Приставил головку ко входу, а Настя сделала остальное сама. Обвила мои бока ногами и толкнула свои бедра, насаживаясь на колом стоящий член.

– Я люблю тебя, – шепнула она, целуя меня, а я в ответ лишь смог произнести Люблю, потому что думать это последнее, что я сейчас мог делать, только двигаться в такт биения своего сердца. В такт с моей женой.