Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова

ним наверняка поделилась обозленная Рита. И в этом отчасти он сам же виноват. Взял при ней трубку, когда звонила Санта. Позволил себе слишком однозначное «я весь твой». А может Максим тут ни при чем, спалились по неосторожности. Засветились где-то.

Но анализировать как бы поздно.

— А воспринял на свой счет…

Данила уточнил, хоть мог не делать этого. Аля сжала губы, явно сдерживая острый комментарий, вздохнула…

— Малышка заявление уже написала?

— У нас договоренность: до конца зимы Санта работает.

— На эту договоренность новое знание не влияет? — каждый новый вопрос Али — аккуратный шаг по тонкому льду. Это чувствуют оба. Данила позволяет ей «наглеть», но где его терпение кончится — не знает и сам.

— Нет. Новое знание на договоренность не влияет.

Отвечая, Данила видел, как Аля хмурится. Что хочет сказать — понятно. Что его упрямство сейчас неуместно. Только ему кажется наоборот.

Последнее, чем хотелось бы заниматься, это идти на поводу у истерик Щетинского. Давать возможность тому чувствовать свою правоту и превосходство.

Так не будет. На его бизнес, их жизнь с Сантой это не повлияет.

— Смотри сам… Тебе виднее…

Слова Альбины — немного фантастика. И даже не верится, что по мнению Примеровой хоть кому-то может быть виднее…

Эти мысли крутятся у Данилы в голове. Они же кривят губы в улыбке.

Понимание, о чем думает он, в свою очередь отзывается в самой Альбине. Её взгляд становится лукавым, рот ухмыляется…

— Знаешь, о чём жалею, Дань? — она спрашивает уже иначе. Чуть ближе склоняется к столу. Куда игривей звучит голос…

— Ну просвети…

Его показушно ленивое «благословение» зажигает взгляд ярче…

— Что не видела, как ты в морду ему заехал.

В её словах — звучащая сладкой музыкой кровожадность. Она искренне радует. Не только потому, что у самого Данилы ладони чешутся от мысли, что можно было ещё. Но и потому, что Алю такой видеть ему куда проще, чем когда она убивалась по мудаку. Убивалась и убивалась. Убивалась и убивалась. Страдала. Мечтала… Дурой была. Влюбленной и раненной.

— А с другой стороны… — но обо всё об этом Данила не говорит. Да и Але его похвала сейчас не нужна. Она начинает и делает паузу… Ресницами хлопает… Снова смотрит на дверь… — Это ведь получается, что ты — ничем не лучше меня…

Говорит вроде как легкомысленно… А у Данилы уже по-другому руки чешутся. Потому что вот ведь стервозина… Вот ведь по жопе бы…

— Сам-то руки поднимаешь. В своем офисе. На, с позволения сказать, человека…

Аля передразнила слова обвинения, которое когда-то было брошено ей. В чем разница — сама прекрасно понимала, объяснять не надо. Но не подколоть не могла.

А у Данилы по-прежнему слишком хорошее настроение, чтобы её отчитывать.

— Исключение из правила подтверждает правило, Аля…

Данила вроде как парирует, взгляд Али становится ещё более хищным.

Губы складываются в набившее оскомину ещё в университете:

— Дура лекс сед лекс, Чернов… (прим. автора: в данном случае имеется в виду интерпретация «закон есть закон», более распространенное значение «закон суров, но таков закон»)

— Лекс в Веритасе — это я.

Данила парирует, глядя в глаза Али. Из её радужек просто хлещет азарт.

На языке очевидно вертится что-то язвительное. Но Примерова моргает, задерживает глаза в закрытом состоянии, а когда открывает — уже спокойна. Учится делать аккуратные шаги. Учится идти к цели медленно, но верно.

Её цель — вернуть дружбу.

— Пойдем будить. Нам домой пора. А с учетом того, что он у вас спал до восьми, раньше полуночи теперь не уляжемся…

Альбина сказала без обвиняков. Благодарна была и Санте, и Даниле. Соскочила с табурета, выпила оставшийся кофе в три глотка, первой пошла в спальню.

Данила — следом.

* * *

Примерова приоткрыла дверь, заглянула…

Дальше — шире, чтобы Данила поместился рядом.

Вид «детского сада» в свете ночника трогал.

Маленький Даня — звездой, уткнувшись макушкой Санте в живот.

Она — молодой луной, будто его ограждая.

Спят так сладко, что зевота сама подкатывает…

— Красивые такие… Эти Щетинские…

Аля прошептала, вскидывая на Данилу взгляд человека, который очень боится получить в ответ на искренность удар. Но Дане её бить не хочется.

Мужская рука ложится на её плечо, Данила чуть притягивает любимую дуру к себе.

— Я замуж её позвал…

И пусть не собирался, но признание слетает само. Есть риск, что Аля уже знает от самой Санты. Но судя по тому, как снова вскидывает взгляд — уже пораженный — нет.

Вслед за удивлением и неверием в нем вспыхивает радость. Данила ловит момент, который дает отличить настоящего друга от тихого завистника.

— Да ты же мне по жизни висишь, Чернов…

Аля произносит будто с восторгом, а Данила не сдерживает улыбку. Он вроде как расслаблен, Аля тоже…

А потом делает резкий выпад к ней и клацает зубами.

Точно так же, как когда-то в юности. И Аля точно так же, как когда-то в юности, подпрыгивает, отталкивает, издавая испуганный вскрик.

Который, конечно же, будит Санту. Вслед за ней — Данечку.

Они смотрят на Алю с одинаковым неодобрением, одинаково же трут глаза. Похожие настолько, что даже не верится…

— Придурок…

Аля шепчет притворно зло, тыча Данилу локтем в ребра. А ему не стыдно. Приятно видеть Примерову пристыженной. Это редкое зрелище всё же.

— Колечко-то покажешь хоть, тихушница?

Следующий вопрос с наездом достается Санте. Которая замирает, смотрит на Данилу испуганно, потом на Альбину, смиряясь.

Что в её голове — Данила знает. Сначала страх — зачем рассказал постороннему, да ещё и Але? Потом понимание. Потому что это значит одно: Але он снова доверяет.

Для неё это тоже важно. Она давно этого хотела. Не просила, но глазами бесконечно об этом говорила…

Теперь же