Татьяна Туринская - Танец белых одуванчиков

— Не какой-то, Тамарочка, — поправил ее отец. — Если бы не этот мент, твой папочка в шикарном полосатом костюме сейчас смотрел бы на тебя через решетку. Эх, да если бы он был один, этот мент! Их там знаешь, сколько голодных? Так что твой Мерседес — так, мелочи жизни. Песчинка, образно выражаясь…

Тамара молчала. Господи, какой ужас! Докатились… На ее любимом Мерсике нынче ездит какой-то гад-взяточник. И это, по папочкиным словам, мелочи жизни?! А дом? Боже, а как же дом? Их дом, их любимый дом, их несказанная гордость!

— А как же дом, папочка? Дом продавать нельзя. Ну пожалуйста, папочка, не надо дом, а? Лучше продай свой завод — зачем он тебе теперь? Продай его, а на вырученные деньги мы сможем жить несколько лет. А там, глядишь, дядя Илья выйдет и что-нибудь придумает. Или заберет нас к себе. А?

— Ох, Тамарочка, ох, дочуля, какое же ты еще дитя! Да кому он нужен, тот завод? Кто его купит, недостроенный? Да даже если бы и нашелся желающий… Не могу я его продать, Тамарочка. Не могу.

Тамара усмехнулась недовольно:

— Что, дорог, как память? О мусоре, на котором ты поднялся?

— А вот хамить не надо, — резко оборвал ее отец. — Не надо хамить, деточка. Насколько мне не изменяет память, раньше эти деньги тебе не воняли. А продать его нельзя, потому что мне он не принадлежит. Права у меня такого нет — продавать чужое.

— Как же чужое, — удивилась Тамара. — А на кого ж ты его оформил? На маму? Или на Соньку?

Семен Львович горько усмехнулся:

— Ни на кого.

Тамара посмотрела на него недоверчиво.

— Да брось. Так не бывает. Ведь на кого-то же все это оформлено?

— Частично. Что-то оформлено, что-то нет. Не успел…

Тамара взорвалась:

— Что значит "не успел"?! Как можно было строить без оформления?!

— А вот так, — глупо усмехнулся Семен Львович. — Слишком понадеялся на всемогущество денег. Самоуверен был сверх разумного. Начал строить, не дождавшись решения муниципалитета о землеотводе. Уверен был — да разве ж Зельдову посмеют отказать?! Да и завод такой городу действительно нужен. Вот и решил не терять времени даром. А оказалось, на эту землю еще какой-то умник глаз положил. Так и висит этот вопрос по сей день в воздухе. Если бы я мог и дальше его лоббировать, суть оплачивать, была бы надежда, что рано или поздно эта земля будет отдана мне в аренду минимум на сорок девять лет. А теперь получается, что только мой оппонент подкидывает пачки зеленых банкнот в костер чиновничьей алчности. Вот и догадайся с трех раз, в чью пользу будет вынесено решение. И это притом, что я в это дело вбухал целую прорву денег. Даже не в само здание, а именно в решение о землеотводе. А о самом здании я и вообще молчу. А новый хозяин за него ни копейки не заплатит. В лучшем случае присвоит себе на халяву со всеми потрохами.

— В лучшем? — удивилась Тамара. — А что же тогда в худшем?!

Семен Львович ответил с неприкрытой злостью, как будто это была прямая вина дочери:

— А в худшем, Тамарочка, от меня потребуют это здание снести. А это, между прочим, тоже стоит немалых денег. А потом еще и заставят вывести мусор.

Зельдов горько рассмеялся:

— Представляешь, ирония судьбы! Хотел на мусоре заработать, а придется на нем же потерять последние портки! Ха! Веселуха! За что, боги, за что?!

Он обхватил голову руками и стал раскачиваться. Тамара решила было, что отец снова расплачется, да тот только качался из стороны в сторону, без слез, но и не произнося ни слова.

— Чем я могу помочь, папа? — опять спросила Тамара. — Ты только скажи…

Зельдов резко, как-то вдруг, успокоился:

— А от тебя, Тамарочка, требуется одно: быть хорошей женой. Не хочет Кирилл нанимать домработницу — ну что ж, терпи. Но не так терпи, как сейчас, — Семен Львович широко повел рукой вокруг, указывая на откровенный бардак. — Не так. Тем, что ты ему демонстрируешь качества плохой хозяйки, ты абсолютно ничего не добьешься. Я понимаю, ты привыкла, чтобы хозяйством занимался кто-то другой, мы с мамой вас с Сонечкой к уборке никогда не привлекали. Но ведь ты же помнишь, как когда-то мама сама вела дом, сама занималась всем хозяйством. И уборкой, и стиркой, и продукты покупала, и готовила. У нас ведь раньше не было домработницы, помнишь? И ничего. Жили ведь, и довольно комфортно жили. Пусть в нищете, зато в чистоте. А ты что тут развела? Это же уму непостижимо! Скоро вечер, Кирилл может в любую минуту домой вернуться, а у тебя тут, как в конюшне. Самой-то не противно? Ты, Тамарочка, пойми — Кирилл должен быть доволен тобою. Он должен с удовольствием возвращаться с работы домой, это обязательное условие счастливой семейной жизни. Он должен тебя любить пуще самого себя. Он ни в коем случае не должен испытывать по отношению к тебе и тени недовольства. Ты только представь: не дай Бог, конечно, но ведь вдруг из-за этого бардака к другой уйдет? Как ты тогда будешь жить? Нам-то с мамой и Сонечкой придется перебраться в городскую квартиру. Не в такую, конечно, как раньше, постараюсь купить что-нибудь получше, попрестижнее, и тем не менее — шиковать мы больше не сможем. Нам бы Андрианова-старшего раскрутить на некоторую сумму, тогда вообще проблем бы не возникло. Конечно, шиковать и с его помощью не сможем, но на безбедную, в общем-то, жизнь при таком раскладе нам бы вполне хватило. Немного, хотя бы полмиллиончика несчастных. Да хотя бы тысяч триста — и то было бы неплохо. Потому что денег от продажи дома нам надолго не хватит — я ведь уже кругом задолжал, а долги-то, их ведь отдавать надо. Вот поэтому, дочуля, ты должна быть образцово-показательной женой, поняла? Эх, а еще вернее было бы, если б ты им внука родила! Это был бы железный аргумент, вот тогда бы они точно никуда от нас не делись!

Тамара покраснела. Помолчала немного, чуть отведя взгляд от отца. Тот вскинулся обрадовано:

— Что? Да? Тамарочка, да? Ты беременна, детка?! Ах ты ж моя умничка, ах ты ж моя любимица! Я знал, что могу на тебя рассчитывать, я знал!

Отец радостно бросился целовать дочь:

— Умница моя, дочуля моя ненаглядная! Радость-то какая! И что, когда? Сколько месяцев-то?

Тамара стушевалась. Хотелось бы, конечно, чтобы отец ушел от нее радостным, да совесть как-то не позволила солгать:

— Я, пап, пока не уверена… Еще рано говорить… Скорее да, чем нет, но срок-то еще слишком маленький, еще нельзя сказать с полной уверенностью…

Но Семен Львович, похоже, категорически не хотел слышать никаких "скорее да, чем нет".

— Все будет хорошо, дочуля. Все будет хорошо! Правда на нашей стороне, боги нам помогут. Ты наша надежда и опора, иначе и быть не может. Только ради всего святого — будь умничкой, ладно? Только будь умничкой, Тамарочка, только будь умничкой! Ай, какая молодец, ай да Тамарочка!