Даниэла Стил - Все могло быть иначе

— Я тоже очень люблю тебя, моя ненаглядная.

Господи! Она не знала, что еще сказать…

Глава 22

Андреа стояла в коридоре, ведущем на кухню, и смотрела на свою мать. Кэрли сидела за столом, держа в одной руке чашку кофе, а другой терла лоб, как бы снимая головную боль. Она выглядела очень одиноко. Было больно видеть мать столь печальной, особенно зная, что причина для этого у нее есть. Неделя, проведенная с нею вместе, была и прекрасной и ужасной одновременно. Они разговаривали каждый вечер, а иногда и всю ночь напролет, что очень раздражало отца. Эти разговоры не всегда были приятными и простыми. Кэрли обычно рассказывала что-то смешное, например, как дед Вэлли сел на торт, который испекла для него бабушка Барбара. Андреа же задавала порой достаточно неприятные вопросы — почему Кэрли не сказала Дэвиду, что беременна и вышла замуж за Итена, хотя не любила его. Ее также интересовало почему мама забросила рисование, и думает ли она когда-нибудь снова заняться этим.

Андреа продолжала незаметно наблюдать за матерью. Кэрли поставила чашку на стол и начала кончиками пальцев растирать виски. Девочке стало вдруг неприятно, что она смотрит на мать исподтишка. Она почувствовала себя шпионкой и заявила о себе, постучав слегка в косяк двери.

— Доброе утро, — сказала Кэрли, повернувшись на стук Андреа.

Та улыбнулась и вошла на кухню.

— Мама, я рассказывала тебе о том, как я увидела работу Розетты Стоун? — спросила она, стараясь развлечь мать.

— Нет, не рассказывала, — ответила Кэрли, делая вид, что ее это действительно интересует. — Как это было?

— Большой и черный, с небольшими вкраплениями белого цвета рисунок. Он находился в главном зале музея, и когда Дэвид показал его мне, я подумала, что это репродукция. Тогда я поискала глазами табличку «Руками не трогать», но ее на картине не было.

— Я даже не знала, что есть такая художница.

— Мой репетитор рассказывал мне о ней.

Кэрли отодвинула стул и встала.

— Что приготовить тебе на завтрак?

— Ничего, я не голодна.

— А может быть чашечку какао?

Андреа покачала головой.

— Мне больше нравится какао, которое пьют в Англии…

Кэрли допила остывший кофе и снова наполнила чашку.

— Когда ты проснулась?

— Примерно час назад.

— И ты не спускалась вниз пока не услышала, что отец ушел.

Это был не вопрос, а скорее констатация факта. Андреа подвинула стул и села за стол.

— Я должна поговорить с тобой, — сказала Кэрли серьезно. — Возможно ты уже знаешь, что я хочу сказать.

— Ты опять о том же?

Взглянув в лицо матери Андреа вздрогнула и отвернулась.

— Извини, мам.

Андреа понимала, что этого недостаточно, чтобы загладить нанесенную обиду, но ничего другого она сказать не могла.

Кэрли сдержанно вздохнула.

— Ну что же нужно сделать, чтобы ты изменила свое мнение?

Андреа с опаской взглянула на мать.

— Я должна осуществить то, что начала.

Даже на расстоянии она заметила навернувшиеся на глаза матери слезы.

— Если я снова уеду туда, это не означает, что я больше люблю Дэвида, чем тебя.

— Я знаю, — произнесла Кэрли шепотом, как бы опасаясь довериться своему голосу.

— И это совсем не означает, что я не вернусь домой.

— Мне кажется, что сегодня тот день, когда я должна буду отпустить тебя, но я никогда не думала, что это случится так скоро. Я не готова к этому, Андреа. Если мы потеряем эти годы сейчас, мы больше никогда не сможем вернуть их.

Она промокнула слезы.

— Если я не проведу это время с Дэвидом, то моя жизнь потеряет смысл.

— Боже, как хочется, чтобы он больше никогда не приезжал!

Андреа решила про себя, что не заплачет, от этого станет хуже и ей, и маме.

— Пожалуйста, отпусти меня.

— А когда ты вернешься?

— Этим летом. Как только окончится учеба.

— Будет ли следующее твое возвращение окончательным или, как и теперь, ты приедешь всего лишь в гости? Здесь будет так одиноко без тебя.

— Ты можешь поехать вместе со мной, — сказала Андреа ласково. — Дэвид возражать не будет.

— Я думаю, Итен будет против.

— Он тоже может поехать. И Шон, и Эрик.

— Может быть, как-нибудь потом, — сказала Кэрли. — Дэвид быстро забывает те неприятности, которые Итен будет помнить до конца своей жизни.

— Очевидно, поэтому он и не хочет, чтобы я жила здесь, так как напоминаю ему о Дэвиде.

Кэрли была ошеломлена.

— Боже милостивый, кто тебе внушил такую мысль?

Как Андреа могла объяснить свое предчувствие?

— Он не хотел, чтобы я приехала на Пасху домой.

— Кто тебе сказал это?

Девочка почувствовала себя неловко, получалось, что она доносила на Итена. Пожав небрежно плечами, Андреа попыталась смягчить значение своих слов.

— Он сказал, что у тебя и так появилось много забот и поэтому будет лучше, если я подожду с приездом.

— Даже не подозревала, что ты говорила с ним, — сказала Кэрли нарочито спокойным голосом.

— Он звонил мне через пару дней после вашего с Шоном звонка из госпиталя, когда я сказала тебе, что срочно выезжаю домой.

Андреа пыталась вспомнить причину, по которой Итен звонил ей.

— Кажется отец сказал, что ты просила сообщить мне о несчастье, случившемся с Шоном.

Кэрли изучающе смотрела на Андреа.

— Ты знала, что Итен против твоего приезда, однако, приехала. Почему?

— Дэвид убедил меня в том, что я ошибаюсь в отношении отца. На самом деле, говорил он, — Итен любит меня и хочет, чтобы я приехала домой.

Она заметила на столе несколько кристалликов соли и начала старательно собирать их в кучку.

— Но я приехала не поэтому. Дэвид сказал, что ты огорчишься, если я не приеду.

Андреа взглянула на мать и улыбнулась.

— А еще, я очень соскучилась по тебе.

Кэрли прикрыла рот ладонью, сдерживая рыдания.

— Что же я буду делать без тебя?

— Ты могла бы приехать навестить меня без папы?

— Может быть, потом, — сказала Кэрли, повторив свой уклончивый ответ.

— Мне не нравится, когда ты так отвечаешь, ни да, ни нет.

— Сейчас, дочка, я не могу ничего обещать тебе.

— Я не прошу, чтобы ты обещала, что приедешь. Скажи только, что ты подумаешь об этом.

Кэрли жалко улыбнулась.

— О, конечно, можешь на это рассчитывать.

Андреа встала.

— Я сейчас позвоню Дэвиду. Он сказал, что приедет за мной, если я изменю решение, и мы сможем вместе поехать домой…

Она увидела выражение лица матери и почувствовала, что язык перестал повиноваться ей.