Надин Арсени - Из Парижа в Париж

Я на цыпочках вышла в прихожую, где уже валялся рюкзак Люси с привязанной к нему скрипкой в обшарпанном черном футляре. Я пристроила свой рядышком и отправилась на кухню варить кофе и жарить на две персоны неизменную яичницу.

Появление Люси не заставило себя долго ждать. Судя по железобетонной неподвижности се лицевых мускулов, она уже обнаружила мои вещи в прихожей и, естественно, разгадала коварные намерения своей матери. Она молча развалилась за столом, стараясь не смотреть в мою сторону. Линялая майка висела на ней мешком, из разодранных джинсов торчали тощие коленки, густые рыжие кудри выбивались из-под ковбойской шляпы (я преподнесла ее себе в ознаменование развода с отцом Люси года три назад). Все вместе смотрелось просто здорово! Интересно, как выглядела бы я в подобном наряде? Ответ ясен — настоящей городской сумасшедшей. Я вздохнула с легким ностальгическим сожалением: ничего не поделаешь — всему свое время!

Приклеив к физиономии примирительную улыбку, я поставила перед Люси тарелку с яичницей. Мгновенно покончив с нею с таким свирепым выражением лица, словно сражалась со смертельным врагом, она перевела тяжелый взгляд на меня. Мне стало страшновато — яичница повержена в прах, теперь очередь явно за мной!

— Я остаюсь дома! — прорычала Люси.

— Ну отчего же? — пробормотала я с видом провинившейся школьницы, предчувствуя бурю, которая сейчас обрушится на мою голову.

То, что устроила моя дочь, превзошло самые смелые ожидания. Минут двадцать она вопила и топала ногами, заливалась злыми слезами и издевательским хохотом. Проблема отцов и детей была мастерски превращена в проблему детей и отцов по всем правилам ораторского искусства. Я узнала столько «приятных» подробностей об особенностях собственной личности, что впору было прибегнуть к единственно возможному выходу — с моста в Сену вниз головой.

Неимоверный напор и безапелляционность Люси уже давненько заставляли меня теряться. Наблюдая ее дикие вспышки, мой муж всегда поминал о влиянии татаро-монгольского ига на формирование русского характера. Ссылки на неукротимость итальянского темперамента были мне значительно ближе — семейство драгоценного папаши Люси держало в Милане антикварную лавку. Он сам считал, что передал дочери совершенно другое свойство — музыкальные способности как непременное приложение к их фамилии — Беллини. Этот потомственный старьевщик считал, что его родословная берет начало от великого композитора.

Я взглянула на часы — пора двигаться к месту всеобщего сбора в парижском пригороде, у начала шоссе Париж — Дижон. Я мысленно перечислила все, что должна была сделать перед отъездом: маме перезвонила еще вчера (извини, мамуля, приедем к тебе недельки через две, потому что…), записку приходящей служанке оставила на кухонном столе («Милая Мари! Обстоятельства вынудили меня срочно покинуть Париж. Расплачусь с вами за текущий месяц немедленно по прибытию.»), посуду помыла, газовую плиту выключила…

Вулкан «Люси» несколько выдохся, перейдя в стадию тихого поскуливания. Я направилась в прихожую, молча взвалила на спину свой нелегкий рюкзак и открыла входную дверь. Люси потащилась следом, тяжело вздыхая и хлюпая носом.

Я поймала такси. По дороге нам практически не о чем было разговаривать. Я смотрела на мелькавшие за стеклом открытые террасы кафе, пыльные платаны, на одетых с летней непринужденностью нормальных людей, спешивших на службу или за покупками вместо того, чтобы нестись автостопом неведомо куда.

— Послушай, Люси, а что, собственно, вы собираетесь делать в этой вашей Остраве? — странно, что этот простой вопрос пришел мне в голову только сейчас.

— Да ничего особенного… Просто выпьем по стакану сухого мартини и отправимся в обратный путь.

— По стакану — чего?!! — у меня перехватило дыхание. До сих пор я считала, что любимым напитком Люси являлся томатный сок.

— Ты прекрасно расслышала. Я сама предпочитаю коньяк, но Жерар всегда заказывает мартини, — это было несомненным «понтом» и издевательством, но мысли по поводу наклонностей дочери и, что самое главное, этого великовозрастного ценителя крепких напитков и маленьких девочек, лезли в голову, вопреки моей воле.

Пока я подыскивала достойный ответ, машина свернула к обочине и остановилась. Расплатившись с шофером, выгрузившим наши рюкзаки прямо на грязный асфальт, я обнаружила чуть поодаль небольшую группу длинноволосых ребят. Они таращились на меня во все глаза, ощетинившись, словно дикобразы. Люси топталась за моей спиной — должно быть, бедняжке было очень несладко! Я и сама почувствовала себя довольно неловко — этаким незваным гостем на чужом пиру.

Неизвестно, сколько еще могла продолжаться эта пантомима, если бы не была прервана появлением еще двух персонажей, вылезших из затормозившей рядом с нами машины. Первым выпрыгнул светловолосый мальчик, за ним — длинный худой тип приблизительно моего возраста. Он повернулся к нам — и лучезарная голливудская улыбка застыла на его чересчур красивом лице. Не представляю, как выглядела я сама — вряд ли лучше эрцгерцога Фердинанда в том момент, когда у него под ногами разорвалась бомба, брошенная террористом.

Вчерашний знакомец, разделавший «под орех» мой несчастный «фольксваген», предстал передо мною во всем своем великолепии! Отсутствие фрака и бабочки могло ввести в заблуждение кого угодно, только не меня, — эта смазливая рожа всю ночь не давала расслабиться моим усталым мозгам, являясь в самых жутких кошмарах.

— Жаклин, позволь представить тебе Жерара, о котором я так много рассказывала! — Люси поспешила воспользоваться возможностью разрядить обстановку.

Мы сдержанно пожали друг другу руки, на губах Жерара мелькнула саркастическая усмешка.

Стоявшие поодаль мальчишки, как цыплята наседку, окружили своего великовозрастного приятеля. Я молча прислушивалась к их трескотне, но не могла понять ни единого слова, — новый сюрприз окончательно вышиб меня из колеи.

Белокурый сынок Жерара (копия папаши, исправленная и дополненная) по-хозяйски обнял за плечи мою Люси. Она искоса взглянула в мою сторону, женственно-мягко потянулась к мальчику и, хихикнув, что-то шепнула на ухо. Его рука плавно скользнула по ее спине и повисла, как плеть, не находя себе места. Я отчаянно пожелала о том, что засунула валокордин на самое дно рюкзака.

Наконец «совещание на высшем уровне» было закончено и Жерар, вероятно выбранный парламентером, сообщил мне, что мы будем стартовать в том порядке, в котором приехали на место встречи; я поеду с Люси, он — в паре с собственным сыном. На это нечего было возразить, и я отошла в сторонку, потянув за собою мрачную, как туча, Люси.