Сидони-Габриель Колетт - Свидание

– Вот, – провозгласил он. – Пока вы прохлаждались, я…

Роза встала, и, когда она склонилась над фотографией, её круто вьющиеся золотистые жёсткие волосы коснулись уха Бернара. Но Бернар, внутренне сжавшись, не думал больше о Розе. Старый порыжевший снимок приковал всё его внимание.

– Вилла, – показал Бесье, – или, как говорят здесь, «дворец» – вот эта огромная чёрная клякса.

– М-м… м-да, – протянул Бернар, – вижу, вижу. И что же?

– А вот что, – объяснил Бесье, – сегодня утром я тут встретился… кое с кем. С неким Данкали. С ним были некий Бен-Салем и некий… э-э… Фархар, через «х», он – уполномоченный фирмы. Одетта, Роза, оставьте-ка в покое мой стакан. Если хотите выпить, как говорит Мариус, обслужите себя сами… Фархар даже сказал мне, что когда-то начинал изучать архитектуру в Париже, поэтому считает себя почти моим коллегой… Я был польщён, а как же. Архитектура открывает все пути, надо только выйти на них… Очень элегантный мужчина. В галстуке у него жемчужина, а на пальце – голубой бриллиант.

– Голубой? – воскликнула Роза.

– И большой? – алчно блеснув глазами, спросила Одетта.

– С мой кулак. Кончайте же сосать мою настойку, в конце концов! Терпеть не могу, когда пьют через мои соломинки. Я очень брезглив, вы это отлично знаете!

«Я тоже», – подумал Бернар. Глядя, как Одетта и Роза склонились, зажав губами соломинки, над стаканом Сирила, он скривил рот и сглотнул слюну, как бывало всякий раз, когда ему случалось отметить бесцеремонную близость между Розой и четой Бесье. Он выходил из себя, если Бесье прикуривал для Розы сигарету, давал Розе свой носовой платок, когда ей надо было вытереть пальцы или губы, подносил к самому рту Розы ложечку с куском сахара, смоченным в кофе…

– …на этих трёх стоило посмотреть, – говорил Бесье. – Данкали – подрядчик…

– Знаю, – кивнул Бернар. Бесье не смог скрыть удивление.

– Знаете? Откуда?

– С грузовиков, с дровяных складов, с заборов, со строящихся домов на вас смотрят «Данкали и сыновья», – сказал Бернар. – Вы разве не замечали?

– По правде говоря, нет. Но теперь не забуду.

Он помолчал немного, снова осторожно потёр пальцами веки.

– Это крупная сделка. Виллу сносим до основания и строим всё заново. Паша, наконец, решился.

– Браво! – одобрил Бернар. – А это не задержит вас здесь?

– Наоборот. Но я, естественно, вернусь, когда хибара будет уже в проекте – не позднее сентября.

– Верно.

Бесье погрузился в задумчивость; казалось, ему нечего было больше добавить.

«Он сказал: "я вернусь". Не "мы вернемся", – думал Бернар. – Каков мерзавец, а!»

Женщины, приученные хранить молчание, когда мужчины ведут деловые разговоры, скучали на банкетке. «Если я спрошу его, как ему удалось заполучить эту сделку, – размышлял Бернар, – может быть, он и скажет… Ну и что это мне даст?..»

Он укорил себя за лёгкий озноб, высушивший капельки пота, и за бешеную ревность к собрату по профессии, которая отравила ему весь остаток дня.

«А я проглочу это, как и многое другое. И что же ещё мне придётся проглотить? С тех пор, как мы здесь, меня всё бесит. Пора признаться, что, если не считать Розы, я просто не могу больше видеть моих спутников». Он огляделся, задержал взгляд на двух смуглых и твёрдых ладонях, на двух руках цвета морского дуба, которые в нескольких шагах от него ссыпали и утрамбовывали влажную землю у кустов дурмана под жёлтыми сводами. На пороге кухни появился малыш, кругленький, как колобок, в крошечной феске, споткнулся, упал и засмеялся.

Вторя свисту серых стрижей, которые, проносясь над новеньким фонтаном, успевали попить на лету, взмыли ввысь трепещущие звуки песни, прокатились в воздухе долгие ноты с интервалами в увеличенную секунду, и сжавшееся сердце Бернара Боннемена отпустило. «Мне хотелось бы жить бок о бок с ними, со здешними людьми. Правда, большинство их и не здешние вовсе…» Взгляд его вновь упал на Розу, он увидел её – встревоженную за него, розовую, растрёпанную. «Она-то расплатится за всех. Я не я буду, если сегодня вечером она не придёт ко мне. И тогда!.. А если её застукают, если нас застукают, что ж… что ж, не вижу в этом ничего страшного».

Несмотря ни на что, он поневоле восхищался тем, как держалась «туземка с островов Фиджи». При упоминании о «крупной сделке» она выдала свое любопытство и радость лишь короткой вспышкой алчного огня во взгляде. Теперь она расчёсывала свою челку; волосы блестели на солнце, отливая синевой, как у китаянки. «Все "как?", "сколько?", "скоро ли?" она приберегает на потом, когда останется с мужем наедине. На свой лад она славная бабёнка». Он повернулся к Розе, которая, следуя примеру подруги, пыталась распутать свои золотистые кудри и что-то тихонько напевала. «О! До этой-то пока дойдёт… Но что поделаешь, она создана только на потребу мужчине, и это восхитительно». Желание снова завладело им, и ему стало немного не по себе, но вместе с желанием вернулась дивная красота африканской весны, ощущение собственной силы, безоблачное настроение. Он вскочил на ноги с криком:

– За стол! За стол! Пора поесть, или я ни за что не отвечаю!

И, размахивая руками, бросился к лестнице. За его спиной раздались пронзительные крики, полные ужаса. Кричал толстый карапуз в феске; он понял и устыдился, увидев себя со стороны – бесноватый, да и только.

Через несколько минут четверо путешественников уже сидели за столом и уплетали огромных жилистых креветок, фаршированные артишоки и нежное мясо молодого барашка. Бесье-старший с розой в петлице тщательно пытался возобновить разговор о вилле и своей сделке.

– Боннемен, как вы думаете? Фархар не стал скрывать от меня, что паша, проведя одно лето в Довиле, просто влюбился в нормандские домики с их крестовыми балками. Нормандский коттедж в Танжере – нет, это уж слишком, это… Боннемен. мальчик мой, я к вам обращаюсь!

Боннемен с почтительностью, какая обычно за ним не водилась, смеялся ему в лицо, показывая все свои ровные белые зубы, чтобы произвести впечатление на Розу:

– Я слышу, дружище, всё слышу… Но, во-первых, я немного пьян от солнца, от здешних красот, от этого белого вина, такого густого, что язык прилипает к нёбу… А во-вторых, терпеть не могу вмешиваться в чужие дела… Вы этого не знали?

Бесье-старший приподнял светлые брови и ни с того ни с сего положил ладонь на рукав Розы:

– Нет, мой мальчик, понятия не имел… Роза, выудите-ка мне кубик льда из ведёрка. Спасибо. Уж лучше ваши пальчики, чем лапы этого испанца-официанта.

Он не спеша допил свой стакан, прежде чем добавить с подчёркнутой доброжелательностью:

– Мои дела не всегда будут «чужими» для вас, Бернар. По крайней мере, смею на это надеяться.