К. Борджиа - 11 дней и ночей

– Походи по залу, – донесся голос из динамиков.

Стефания не хотела подчиняться. Палец не отпускал ее. Она терлась об него, впускала в себя, насаживаясь, словно на колышек, и чувствуя приближение заветного взрыва. Однако она все же послушалась, выпрямила ноги и отошла от манекена.

Рука куклы блестела ее влагой.

Теперь Стефания слушалась только голоса, который настойчиво приказывал ей то повернуться, то сесть на корточки, то нагнуться и взяться за щиколотки, а то и просто побегать по студии или попрыгать.

При полной груди у Стефании была очень узкая, гибкая талия, переходящая в округлые бедра, и девушка знала, каким соблазнительным представляется это место для мужчин. Она томно изгибалась, вставая на цыпочки, поднимала руки над головой и наклонялась плечами вперед, следя за тем, как мягко отвисают полные груди. Она подхватывала их ладонями и нежно мяла, заставляя розовые кружочки сосков твердеть и морщиться.

Летавший по помещению ветерок приятно овевал ее жаркое тело, не давая выступать на коже капелькам пота.

– Поиграй с собой, – сказал голос.

Стефания остановилась у колонны рядом с грустным манекеном и повернулась лицом к ширме. Ей нравилось то, что ей предлагали сделать.

Чувствуя за спиной молчаливую поддержку колонны, Стефания расставила ноги, напрягая икры и бедра. Потом подумала и расставила еще шире. Обе ладони заскользили по животу вниз, локти сблизились и стиснули груди. Ягодицы вздрогнули и образовали ямочки, оставшиеся невидимыми для объектива фотоаппарата.

Зато из-за ширмы было видно, как длинные пальцы с красными овалами ногтей прорежают и ерошат завитки каштановых волос на выпуклом лобке. «Гнездо порока» с готовностью уступало ласкам. Стефания надавила средним пальцем на расщелинку, делившую на две равные половинки заветный треугольник, и проникла в тепленькое и скользкое нутро, по которому был один путь – ниже, к узкому отверстию, притаившемуся в нежных складках плоти.

Стефания осознавала, как высоко ценят мужчины эту ее девственную узость – награду за терпение и упорство в нежелании заводить детей. Тело ее было тем божеством, фимиам которому она курила и днем, и ночью. Поиск не только духовного, но и физического совершенства, культивирование себя, своего тела были для Стефании заботой и отдохновением. Не склонная к нарциссизму,[4] она вместе с тем отдавала должное той красоте, которой наградила ее природа, и старалась всячески ее поддерживать.

Забота о теле была для нее тем же самым приятным ритуальным времяпрепровождением, что и чашечка утреннего кофе в «Марокко». Три раза в неделю, по вечерам, она ходила в спортивный зал, недавно открывшийся на соседней улице, и там два часа «качалась», работая с весом, над прессом и растяжкой. Мистер Дженкинс, директор зала, пускал ее бесплатно, потому что именно в эти три дня в его заведении был полный аншлаг. Стефания же ничуть не стеснялась настойчивого внимания толпы атлетов, смело показывала себя во всех даже самых причудливых ракурсах, а заодно экономила на тренере, поскольку советы ей давались, как из рога изобилия, и, надо отдать девушке должное, она к ним охотно прислушивалась.

Широко разведя в стороны колени, Стефания присела на корточки. Многим мужчинам нравилась такая поза. Она открывала женщину и делала ее по-своему беззащитной. Высокие каблучки помогали сохранять равновесие.

Стефания медленно гладила себя между ног левой рукой, наслаждаясь красотой пальцев, которым могла бы позавидовать любая музыкантка. Пальцы были гибкими и настойчивыми. От долгого напряжения нежные вытянутые губки приоткрылись, как маленький клювик. Это было ее, женское начало.

Следя за левой рукой, Стефания заметила часики. Отняв руку от теплой промежности, она поднесла ее к глазам и увидела, что полчаса уже две минуты как истекли.

Она встала.

– Стефания!

– В следующий раз. – Она помахала ширме рукой и пошла к оставленным на диване вещам.

Она почти оделась, когда к ней подошел сам фотограф. Стефания не сразу обратила на него внимание, а когда заметила, то была поражена разницей между тем человеком, которого рисовало ее воображение, опиравшееся на звучание голоса, и тем, который робко стоял сейчас рядом с ней, отсчитывая деньги.

Это был гигант, толстый, весь оплывший жиром и похожий на большого ребенка в дешевых роговых очках. Он старался не смотреть на девушку.

Не успел он заговорить, как раздался телефонный звонок. Звонил аппарат, стоявший на полу за диваном. Гигант взял трубку, сказал «да» и передал трубку растерянно улыбавшейся Стефании.

– Это тебя.

Она узнала голос Дороти.

– Как успехи, детка? Все прошло нормально? Я вам там не помешала?

Стефания приняла из рук фотографа три стодолларовые купюры.

– Полный порядок, Дот. Мы как раз закончили. Я даже не успела устать.

– Это очень хорошо. Звонил Баковский. Он хочет только тебя. Я пообещала, что ты будешь через час.

– Дот, но для этого нужен подходящий туалет, а я… – Стефания взглянула на свое отражение в восхищенных глазах фотографа.

– Купи платье по дороге и запиши на мой счет. Мне важно, чтобы Баковский остался доволен. Я знаю, что могу на тебя положиться.

– Разумеется.

– Потом возвращайся в контору.

Дот повесила трубку, не попрощавшись.

Стефания пожала плечами и подмигнула фотографу, которому явно не терпелось что-то сказать. Он проводил ее до самого лифта и только тогда осмелился открыть рот.

– Я хочу видеть тебя каждый день…

– Не имею ничего против, дорогой. Позвони в контору.

– А без конторы мы никак обойтись не можем?

– Ах ты негодник! – погрозила пальцем Стефания и шагнула в кабину. – Нет, дорогой, без «Мотылька» я буду приходить к тебе только во сне. Договорились?

И, упиваясь своей профессиональной честностью, Стефания захлопнула дверцы лифта и уплыла под пол, оставив бедного фотографа наедине с его умиравшими от бессильного желания манекенами.

Глава 3

Стефания вошла в стеклянные двери магазина «Good's Goods» походкой женщины, которая вполне уверена в том, что ей купить. Это должно было быть «платье для Баковского». Собственно, ему понравится все, что бы она ни надела.

Внутри магазина было как всегда светло и весело. Маргарита, племянница госпожи Гудс, хозяйки заведения, сразу же узнала Стефанию. Это была хорошенькая восемнадцатилетняя девушка, втайне в нее влюбленная и стесняющаяся своих чувств. Стефания на ходу потрепала ее по щеке и прошла в отдел женской верхней одежды.

В самом деле, выбирать ей долго не пришлось. Платье было черное, узкое и короткое. Оно начиналось сантиметров на пять ниже трусиков, а заканчивалось пуританским вырезом под самое горло, что создавало соблазнительный двойной эффект. Полиамид, из которого оно было изготовлено, нравился Стефании не очень, однако он делал вещь практичной, а в данном случае это было весьма важно. К тому же искусственный материал гораздо лучше обрисовывал линии тела.