Алена Любимова - Так просто сказать люблю

Она почему-то считала идеальной свою фигуру и мерила всех своими стандартами. Я уже на стенку от нее лезла. Убить была готова, до того она меня замучила!

А Лялька как раз очень кстати подкинула мне популярную книжку по психологии, и я в ней вычитала совет: если вы не хотите копить и постоянно пережевывать обиды, а стремитесь расстаться с ними раз и навсегда, напишите честно все, что вы мечтали бы сделать со своими обидчиками, затем уничтожьте бумажку, и вам сразу станет легче.

Я последовала рекомендации. Легче, однако, не стало. Видимо, недостаточно подробно написала, решила я, надо бы подетальней. Когда же я расписала подетальней, вышел роман, и мне действительно сделалось легче.

Роман я решила никому не показывать. Ни маме, ни бабушке, даже от Виталия сохранила в тайне. Впрочем, ему было в тот момент совсем не до моей писанины. У него случился конфликт с заведующим другой кафедрой, и тот в отместку выжил его из института.

Я страшно сочувствовала Виталию и жутко злилась на проклятого завкафедрой. Мерзейший мужик! Глупый, бездарный, да к тому же страшный бабник! Его я убила в своем втором романе. Описание его зверски расчлененного тела заняло у меня целых три страницы (на смерть Эммы в первом романе я потратила только полторы!) Позже, когда обе книги опубликовали, сцену убийства Никифоровны оставили без изменений, а смерть завкафедрой сократили до двух абзацев, однако мне уже было все равно.

Первой и единственной моей читательницей стала Лялька. После второго романа она заявила:

– Одну книгу вообще-то любой может написать. А вот две – это уже симптом. Точнее, диагноз. Неси в издательство.

– Кто же меня туда пустит? – засомневалась я.

– Не боги горшки обжигают. Ты посмотри, кто сейчас только не пишет! И милиционеры, и прокуроры, и врачи, и журналисты.

– Ну, журналистам-то сам Бог велел.

– Да они хуже всех и пишут!

– Скажешь тоже. Но, предположим, ты даже права. Куда мне все это нести? У меня совершенно никого знакомых в издательствах нету.

– Иди в самое крупное, – посоветовала подруга.

– Думаешь? – все еще колебалась я.

– Уверена. Чего мелочиться. Чем крупнее издательство, тем больше возможностей.

И я пошла. В издательство «Атлантида», всплывшее на горизонте года три назад, а теперь занявшее добрую треть книжного рынка. Дальше все пошло на удивление гладко. Мне даже не пришлось им звонить. Они позвонили сами. Женский голос назвался редактором отдела отечественной криминальной прозы.

– Таисия Никитична, когда вы смогли бы к нам зайти?

– Что, уже можно забирать рукопись? – решила я облегчить ей задачу.

– Зачем забирать? – к моему изумлению, в ее голосе послышалось беспокойство. – У вас появились другие предложения? Учтите, мы самое крупное издательство, и вряд ли чьи-нибудь предложения окажутся лучше наших, – без перехода добавила она.

Я про себя возликовала: «Им понравилось, и они боятся конкурентов!» Такой поворот представлялся мне совершенным чудом, однако я изо всех сил постаралась не выказать своих чувств. Голос у меня, конечно, предательски дрожал, но не зря же я работала менеджером по продажам.

– Предложения вообще-то есть. Но у вас «право первой ночи».

– Вот как! – оценила мой юмор моя собеседница. – Ну, замечательно. Думаю, мы с вами договоримся. А кстати, в других издательствах вас уже прочли?

Мне не хотелось заходить во вранье чересчур далеко, и я ограничилась спасительной в таких случаях полуправдой.

– Читала неофициально знакомая, которая работает в издательстве. Но она готова в любой момент начать официальные переговоры.

В ответ моя собеседница поспешила назначить день встречи.

Приняли меня достаточно любезно. Гонорар предложили весьма скромный, зато на будущее обрисовали самые радужные перспективы. Главных условий поставили два. Во-первых, мои романы будут выходить под псевдонимом. Меня такое вполне устраивало. Я совершенно не хотела, чтобы о моем тайном занятии раньше времени прознали родные. Добьюсь успеха, тогда пожалуйста, а провалюсь – никто и не узнает о моем позоре. Во-вторых, «Атлантида» хотела от меня не меньше шести книг в год. Тут я уперлась насмерть. Не больше четырех, и точка!

В глубине души я совсем не была уверена, что и четыре смогу сочинить, однако попытка не пытка. На четыре романа врагов, которых хотелось бы убить, наскребу. А если совсем станет туго, еще раз прихлопну в другом обличии Эмму Никифоровну. Эта стерва по-прежнему мне досаждает, вот пусть и получит.

Четыре книги их тоже устроили, хотя и согласились они со скрипом. Мол, массовый читатель не любит слишком больших перерывов. Тут я позволила себе огрызнуться: массовый писатель все-таки не автомат.

– Ну, как писателю вам еще предстоит утвердиться, – осадил меня крупный и вальяжный зам главного редактора.

– С вашей помощью, надеюсь, получится, – решила я капнуть ему бальзама на душу.

– С нашей помощью у всех получается, кого мы, конечно, выбираем.

Я поняла, что в «Атлантиде» не страдают от ложной скромности. Впрочем, какая разница. Меня выбрали, мои романы хотели печатать, и я была счастлива.

Псевдоним мы придумывали вместе с Лялькой.

– Ты, можно сказать, моя литературная крестная мать, в издательство меня заставила идти, вот я и хочу псевдоним в честь тебя, – заявила я.

– В смысле имени или в смысле фамилии? – уставилась на меня Лялька.

– Естественно, имени. Фамилия точно не подойдет. Они потребовали ярко выраженную русскую.

– Ну, тогда мое имя сгодится. Только, по-моему, Людмила для литературного псевдонима скучновато.

– Да вот мне тоже так кажется, – согласилась я. – Я-то хотела для живости Лялей назваться.

– Какой-то детский псевдоним. Ты же, Таська, не сказки пишешь.

– Сказки, но только не детские. А от чего еще Ляля сокращенно бывает? – продолжала я размышлять вслух.

– От Ольги, от Елены… Погоди-ка, – она кинулась к стеллажу. – У меня ведь есть книжка про имена. Давай почитаем. Вдруг попадется что-нибудь интересное.

И нам попалось имя Евлалия.

– Такое необычное! – восхитилась Лялька. – Во-первых, сразу запоминается; во-вторых, ни у кого из нынешних писательниц наверняка такого нет; в-третьих, ты погляди, что оно означает в переводе с греческого. Красноречивая! – воскликнула она. – Для будущей великой писательницы лучше не придумаешь.

Я тоже оценила наш выбор. Теперь красноречивой Евлалии осталось придумать русскую фамилию.

– Может, Иванова? – предложила я.

– Банально и примитивно, – поморщилась Лялька.

– Ну, Петрова, Сидорова… Они просили русскую и попроще.

Фамилию мне придумал Персик – Лялькин шикарный палевый перс. Вспрыгнув на стол, он замяукал дурным голосом.