Развод. Цена ошибки - Дарина Королёва

слинге, опять начинает плакать. Её плач — тонкий, испуганный — режет сердце острым лезвием. — Собирай свои игрушки!

Время растягивается, как жевательная резинка. Я слышу шаркающие шаги в коридоре — такие маленькие, такие беспомощные. Марк появляется на пороге, сонный и растерянный, в своей любимой пижаме с драконами, которую мы выбирали вместе — "Смотри, мам, у него глаза светятся в темноте!"

В руках — потрёпанный мишка. Тот самый, первый, которого Вадим сам выбрал в магазине: "Бери самого большого, сынок! Чтобы было кого обнимать, когда страшно..." Теперь Марк прижимает его к груди, как щит, а его нижняя губа предательски дрожит:

— Мааам, я не хочу никуда ехать... Я хочу спатки!

Его голос, детский, беззащитный, разрывает душу на части. В памяти вспыхивает: вот он делает первые шаги, вот говорит первое "папа", вот Вадим учит его кататься на велосипеде...

— Собирайся, поедешь с папой! — муж уже швыряет в сумку его вещи.

Футболки, шорты, носки — всё вперемешку, словно выбрасывает мусор.

— Нееет!!! — закричал Марк, и его крик резанул по нервам оголённым проводом. Малыш затопал ногами, лицо покраснело от рыданий.

Я прижимаю к себе обоих детей — они как якорь в этом безумии.

Ариша всхлипывает у груди, Марк вцепился в мою футболку, будто в спасательный круг.

"Только не это, — молю неизвестно кого. — Только не детей!”

— Ты не можешь так поступить! Мы ведь семья... Мы привыкли друг к другу...

Внезапная трель телефона разрезает густой воздух комнаты. Вадим вздрагивает, достаёт мобильный. В его глазах появляется какой-то странный, почти лихорадочный блеск.

Я замираю, вслушиваясь в каждое его слово.

— Ладно, я выезжаю прямо сейчас... — его голос звучит непривычно мягко. — Давай лучше сначала в ресторане поужинаем, а потом... всё остальное.

Эта нежность в его тоне вспарывает реальность, как нож вспарывает шёлк.

Он убирает телефон. Смотрит на меня — и я вижу, как его лицо искажается, будто от зубной боли.

— Ладно, Марка заберу позже. Сейчас очень спешу.

Торопливо собирает вещи.

И просто... уходит.

Без объяснений, без настоящего прощания.

Удар. Захлопнувшиеся двери эхом прокатился по квартире, отдаваясь в каждой клеточке тела. Ноги подкашиваются, и я сползаю по стенке на пол.

Внутри меня словно включается центрифуга — мысли, догадки, страхи крутятся с бешеной скоростью.

Куда он уехал? Кто звонил? Почему даже не попытался объяснить?

"Нам надо пожить отдельно, — эта фраза пульсирует в висках, как мигрень. — Взять паузу в отношениях”.

В голове какой-то дикий водоворот. Реальность плывёт.

Хватаю телефон — пальцы дрожат, пока набираю его номер.

Гудки растягиваются в вечность.

Абонент молчит, будто провалился в какую-то параллельную вселенную.

ГЛАВА 6

Марк теребит мой рукав, и от этого простого детского жеста внутри что-то обрывается:

— Мам, а папа когда вернётся?

Что ответить ребёнку? "Понятия не имею, солнышко. Твоя мама тоже хотела бы это знать"? Или соврать — в который раз?

Мы, женщины, ведь всегда так делаем — защищаем своих детей, даже когда внутри всё разрывается от боли. Улыбаемся, когда хочется кричать. Держимся, когда хочется упасть.

— Мамочка задумалась, — бормочу я, прижимая к себе Марка. — Папа... папа скоро позвонит.

Его волосы пахнут детским шампунем — тем самым, который Вадим всегда привозил из командировок.

"Только этот бери, он гипоаллергенный," — говорил он когда-то. Надо же, заботливый отец... Был.

А что если... что если его кто-то преследует? Эта мысль вспыхивает как спичка в темноте. Может, влез куда-то? Долги? Конкуренты? Кому-то дорогу перешёл?

Намеренно стал себя так холодно вести, пытаясь оттолкнуть.

"За что мне такое?" — мысли путаются, перед глазами всё плывет. Комната кружится каруселью, как тогда, в парке аттракционов. Помню, как он держал меня за руку: "Не бойся, я с тобой".

А сейчас? Сейчас я одна в этой карусели жизни, и никто не держит меня за руку.

Я не узнаю мужа. Как он мог измениться буквально за день? И КУДА уехал?

Кто бы мог подумать, что, уезжая утром на работу, он вернётся другим человеком? Будто кто-то подменил его, вложил в знакомое тело чужую, злобную душу.

Утро встаёт перед глазами с пугающей чёткостью: его улыбка, лёгкий поцелуй, привычное: "До вечера, солнышко!"

И вот теперь... Будто кто-то вложил в знакомое тело чужую, злобную душу.

Домой вернулся — чужой человек с горящими безумными глазами.

Монстр в облике моего мужа.

"А может, — противная мысль закралась в голову, — это я просто не замечала, не хотела замечать, как он менялся? Как постепенно наш уютный дом превращался в клетку, а любовь — в список претензий?"

Женщины ведь часто так — закрываем глаза на очевидное. Убеждаем себя, что "он устал", "много работает", "это временно". А потом... потом становится поздно.

Ариша всхлипывает у груди, и я машинально начинаю её укачивать. Грудь налилась молоком, но от стресса оно может горчить. Чувствует ли она это? Чувствует ли дочь горечь предательства в материнском молоке?

Марк дрожит, уткнувшись мне в плечо. А я сижу, прислонившись к холодной стене, и чувствую, как по щекам катятся слёзы — беззвучные, бессильные слёзы женщины, у которой за один вечер отняли всё: любовь, надежду, уверенность в завтрашнем дне.

Наконец укладываю детей.

В кроватке Марка — россыпь игрушек. Каждую Вадим сам выбирал, каждую дарил с какой-то особенной гордостью.

"Смотри, сынок, это самая крутая машинка! А вот этот робот умеет..."

Где теперь эта отцовская гордость? Растворилась в одном телефонном звонке?

Делаю себе крепкий чай — может, хоть это поможет собраться с мыслями.

Подхожу к окну — город внизу переливается огнями, живёт своей жизнью. Где-то там, в этом море огней, сейчас мой муж. Возможно, сидит в ресторане с той, чей звонок разрушил нашу семью.

Улыбается ей так же, как когда-то улыбался мне...

ГЛАВА 7

Обхватываю себя руками — меня трясет. В отражении окна вижу своё лицо: круги под глазами, растрёпанные волосы, на ресницах застывшие слёзы.

"Ты совсем перестала за собой следить," — его слова эхом отдаются в голове.

А когда? Когда следить? Между ночными кормлениями и готовкой его любимых блюд? Между стиркой и уборкой?

Помню, как однажды записалась в салон. Так он устроил скандал: "Ребёнку ещё месяца нет, а ты о красоте думаешь!"

Смешно. Теперь он ставит мне в вину то, что сам же и запрещал.

Чай остыл, даже не притронулась. От одной мысли о еде к горлу подкатывает тошнота. Как странно устроена женская психика — даже в момент глубочайшего стресса автоматически отмечаю: надо убрать чашку,