Зеленое солнце (СИ) - Светлая Марина

— А-а-а, тот… Ну помню. И что?

— А то, что он приглашает тебя к себе в гости на все каникулы.

— Ку… куда в гости? — опешила Милана.

— К нему, к нему в гости, — передразнил отец и припечатал: — В Рудослав.

— Какой Рудослав? — взвизгнула дочь. — Где это село вообще находится? Оно хоть на одной карте есть?!

— Ну почему сразу село? Прекрасный городок, тридцать тысяч человек населения, леса вокруг, горы близко. У Стаха там целое поместье, фермерское хозяйство — козочки, коровки… пасека. Тебе понравится.

— Коровки? Папа! — Милана повернулась к Наталье Викторовне. — Ма! Это же он несерьезно?

— Это всего на несколько месяцев, до сентября, — виновато пробормотала мама.

— Природа там не хуже, чем в Испании, а климат — даже лучше, — рассмеялся отец. — Только что моря нет, но зато бесплатно.

Милана уткнулась в тарелку и сосредоточенно ковыряла овощи, растаскивая их вилкой в разные стороны. В конце концов, потерпеть пару месяцев в какой-то забытой богом дыре — не так уж и трудно, если потом можно будет начать с того места, где остановились. А ей, черт побери, нужна своя квартира! Сколько можно жить с предками?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Кредитку оставишь? — подняла она глаза на Александра Юрьевича. — Ну, на экстренный случай.

— Да, но лимит подкручу. Если что-то понадобится — звони, решим, надо ли оно тебе или опять прихоти. И учти, будешь там свои кандибоберы откалывать — Стах церемониться не станет. У них в Рудославе по-простому, без всей этой психологии с педагогикой. Если он мне на тебя хоть раз пожалуется, то все твои планы на будущее можешь засунуть подальше. Я понятно объяснил?

— А если не пожалуется? — с самым невинным видом спросила Милана.

— А если не пожалуется, то мы обнулим вчерашний инцидент.

— Правда? — она повернулась к отцу всем телом, весело улыбнувшись. — Совсем-совсем обнулим?

— Не думай, что у меня плохая память. Чтоб я тебя больше в журналах голяка не видел! — рявкнул отец и бросил на стол салфетку.

3

Наверное, Назара среди копателей называли Кречетом не только из-за того, что всем и каждому было известно, что он сокольник. Парень и внешне напоминал хищную птицу всей своей статью — большой, крепкий, хорошо сложенный, черноволосый, хотя сейчас, летом, кудри его были сострижены почти что в ноль. Профиль — тоже соколиный. Лоб высокий, черные широкие брови, которые сходились в одну точку на переносице, когда он хмурился. Острые карие глаза с яркими белками — живые, тревожные, даже когда он спокоен, скульптурно вылепленные скулы, мужественный подбородок — упрямый, с небольшой ямкой. Его лицо красивым не назовешь, но уж точно оно было интересным и запоминающимся.

Его нельзя было не заметить в толпе. И точно так же его нельзя было не узнать, если встретишь снова.

И его фигуру было видно издалека — он словно на целую голову выше всех вокруг, даже тогда, когда это оказывалось лишь обманом зрения.

— Кто там поехал? — спрашивали друг друга старатели, тершиеся бок о бок среди поваленных деревьев и ям. Звуков мотора они опасались — мало ли кто забрел в лес. Если незваные гости, то придется быстро сворачиваться, а день только начался. Самая работа, пока жары нет.

— Да Кречет. Патрульных своих развозит.

На небольшом минивэне он объезжал лес по проселочным дорогам и расставлял охрану, чтобы патрулировать «пятаки», на которых добывали янтарь.

По пути Назар чуть притормозил, приспустил окно и выглянул из кабины.

— Там дальше кто-то есть? — звучным, глубоким голосом спросил он.

— Крайние мы тут. Панас, не слышно ж никого?

— Не, не слышно.

— Я в паре километров мужиков поставлю. Они сигнализируют. Если вдруг что — передавайте дальше. Снарягу только не бросать.

— Да куда там, бросишь тут! Если что, то будем палить по шинам, — расхохотались мужики. Кречет в ответ кривовато усмехнулся и рванул дальше.

Откровенно говоря, добытчики его побаивались, хоть он и был моложе большинства из них, и на то имелись свои причины. Но те же самые добытчики и зависели от него слишком сильно, и потому старались лишний раз не злить ни младшего Шамрая, ни тем более старшего. В конце концов, те давали им возможность хорошего заработка. Куда выше, чем если самому пытаться барахтаться в этом бизнесе. Да и чем в их лесах еще заработаешь? Нефть выкачана давно, глубже бурить — дорого, да и может не окупиться. Лес тырить — возможностей столько нет. А если ты, к примеру, учитель физкультуры в одной из девяти рудославских школ, то что ты дашь своим детям? Свисток и мячик?

А добыча янтаря, хоть и рискованный промысел, а все же прибыльный. Посадить за него не посадят, но штрафов и проблем никому не хочется. А у Шамраев не только клондайки обустроены наличием помп, но и хоть какие-то гарантии, что отмажут, если вдруг что.

Назар относился к рабочим исключительно по-деловому, без лишних сантиментов. Но все знали, если кто не сдаст камни, намытые на участках, подконтрольных Шамраям, или начнет требовать больше, чем им обещано, — мало потом не покажется. А если вдруг кто ментам настучит от обиды или в надежде ослабить влияние главного рудославского семейства — тоже пусть пеняет на себя. Тут уж в ход шли и кулаки Назара Шамрая и его шестерок, и влияние Станислава Шамрая — у него наверху тоже все было схвачено. А потом вообще выбросят с копанок на веки вечные. Иди, ищи сам свои жилы — только не факт, что не отожмут, если даже найдешь. А если привязан к городу — то возвращайся в школу. Или на СТО. Или еще куда.

Сейчас у Шамраев «на попечении» было примерно полторы тысячи старателей — не только рудославских, но и близлежащих поселков. Мужичье дикое, понимающее только силу и отказывающееся принимать правила игры, пока не нажмешь. Уж что-что, а давить Кречет умел.

Закончив разбираться с патрульными, выбрался на трассу, ведшую в Рудослав. Вечером обратно, всех найти, развезти, помочь собрать намытое. Целый день впереди, а парилка уже сейчас. Окно снова нараспашку, солнце шпарит, на руках выступили капельки пота, золотящиеся в отблесках. Назар был по природе белокожий, но загар хватался всегда быстро, легко, и уже сейчас его предплечья были покрыты ровным коричневатым цветом.

У него красивые были руки. Сильные, мощные, с выгоревшими волосками не очень густой поросли и неожиданно длинными пальцами. На запястьях — несколько фенечек из кожаных шнурков и каменных бусин. Крупный серебряный перстень с соколиной головой на среднем пальце. И не единожды сбитые костяшки — беловатыми шрамами на смуглой коже.

В салоне голосисто пело радио.

— Как тамагочи! — хохотнул Наз, выруливая к речке. Она после дождей поднялась, и вполне можно было окунуться. В засушливые годы — разве что по пояс зайдешь. А сейчас в переливах, перезвонах до шума в ушах, едва сделав несколько гребков руками, — затеряешься. С разбегу не нырнешь, в этом месте пороги, камни, в этом месте слишком спешны потоки, но хоть остудить разжаренную кожу, от которой прямо пар поднимается при соприкосновении с прохладной водой, лишь в нескольких километрах сошедшей с гор в предгорье.

Когда грузился обратно в машину, футболку не надевал, кое-как натянул шорты на мокрое тело и погнал дальше по родимым ухабинам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍А уже на подъезде к городку приметил знакомого желтого жука, застрявшего посреди пустой трассы. Мелькнула среди прочего розовая юбочка. Назар хмыкнул и проехал мимо. Недалеко. На пару десятков метров. Но совесть, мать ее.