В паутине сладкой лжи (СИ) - Шевцова Каролина

— Ну, это мы завтра обсудим, — не сдавался Борис Сергеевич, — Аль поухаживай за гостем, ладно?

Так мы остались в комнате вдвоем. Я и девчонка. Обреченно вздохнув, она отложила на кресло вещи и поднесла к дивану тарелку. Есть хотелось так сильно, что даже африканские черви на вертеле не вызвали бы во мне отвращения. Но увидев принесенное блюдо, я возмущенно протянул:

— Плов?! Это что, какая-то шутка?

— Я не умею шутить.

С этими словами Тина бесцеремонно засунула мне в рот ложку с куском мяса. Оно было настолько нежным, что просто рассыпалось на волокна, заставив меня застонать от удовольствия. Никогда раньше я не ел такой сочной баранины. Только прожевав, я увидел, как Тина держит ладонь возле моего подбородка:

— Чтобы вы штаны не запачкали, я забыла принести салфетку.

— Ты точно сумасшедшая, — ошарашенно прошептал я в ответ и выхватил у нее из рук тарелку. Не хватало еще, чтобы меня кормили как маленького.

— Вы останетесь у нас на свадьбу?

— Это не совсем удобно, — пробурчал я с набитым ртом и посмотрел на Алевтину. Сидя на стуле, она умудрялась теребить рукой подол платья, качать ногами и хлопать длиннючими ресницами одновременно. С такими талантами да в цирк…

— Но папа сам вас пригласил.

— Это не совсем удобно… для меня. — Я перестал бояться быть бестактным и произнес последнюю фраз с особым нажимом. Наша странная встреча затянулась, и пора было ее закончить. — Алевтина, у меня разрядился телефон, ты не знаешь, где я могу найти зарядку на айфон?

— Я уже все зарядила, — Тина как по команде подскочила со стула и, сбегав куда-то, принесла мне телефон.

— Ты рылась в моей сумке?

— Разумеется, — удивилась она, — а вдруг вы маньяк и у вас там кирка? Нужно было проверить.

— Ты шутишь?

— Я же сказала, что никогда не шучу, просто не умею. И потом, в сумке были ваши лекарства, как иначе мы бы их нашли? А еще, пока вы спали, вам звонили раз сто, Макс какой-то, но я не отвечала, все-таки э то не вежливо.

— Какие мы вежливые, когда не надо, — я выхватил у нее из рук трубку и, разблокировав экран, набрал последний входящий.

— Живой, — радостно взвыл друг, как только услышал мой голос, — а я уже собрался мчать в Новгород! Все морги обзвонил, все больницы, все стрип-бары, всех шлюх! Все четырнадцать с половиной штук, там одна на инвалидности по глухоте, так что на полноценную не тянет.

— Максим, послушай, — я прервал его тираду, больше похожую на нервическую болтовню и запнулся. Алевтина стояла рядом. Она даже не вышла из комнаты, как того требовала упомянутая выше вежливость. Поймав мой взгляд, девчонка сделала шаг назад и продолжила подслушивать с самым невинным видом.

— Что, опять нужно кого-то уволить? Дружище, я не против, мне это даже нравится, но можно как-то сразу списком? Кстати, тот Гордей теперь все, тю-тю, максимум, что сможет писать, списки продуктов жене в магазин.

— Гордеев, — машинально поправил я Гринберга, — послушай, забронируй мне поезд до Москвы.

— Что, целиком? Поняв, что я никак не реагирую на шутку, Макс замолк: — Скорый будет только утром, а в купе все места разобрали, есть только плацкарт боковушка, — отрапортовал он после пятиминутной паузы. Все это время я разглядывал безмятежное лицо Алевтины, и даже забыл, что Макс еще висит на телефоне.

— Боковушка, — машинально повторил за другом. Тина, услышав это, и энергично замотала головой.

— Обожаю ездить на боковых, со всем вагоном можно перезнакомиться, вот вам повезло!

Глядя, на полные восторга глаза сумасшедшей, я чуть не подавился:

— Не надо боковушку, давай отель, а уеду утром.

Радость во взгляде Тины тотчас погасла. Плечи ее сложились, а вся фигура сжалась и как-то поникла. У девчонки была до того живая мимика, что мне стало нравиться считывать эмоции на ее лице.

— Да, отель, номер люкс.

— Андрюх, все люксы заняты, — пробубнил Максим и снова кликнул мышкой по монитору, — полу-люксы тоже.

— Рэдиссон подойдет, — кивнул я, не отрывая взгляда от Тины. Та снова подскочила со стула и схватилась за подол рукой, ткань подскочила выше и обнажила стройные девичьи ноги, чтобы подтвердить и без того очевидное: Алевтина была до неприличия хороша.

— Конечно, Рэдиссон подойдет, только вот его нет. Ничего нет, Андрю, ты что, не слышишь?

— Я заселюсь после полуночи, раньше не могу, меня пригласили на свадьбу.

Девчонка вздрогнула и вымученно улыбнулась, глядя на меня. Ни тогда, ни сейчас я не мог бы объяснить, почему мне так нравилось ее дразнить. Она до того старалась выпроводить меня обратно в Москву, что исключительно назло, я хотел разбить палатку где-нибудь по соседству и каждый день мозолить дурочке глаза. Наверное, во мне говорил адреналин, потому что обычно, я веду себя более осмотрительно, но сейчас… Сейчас все правила перестали существовать, оставив вместо себя таинственную девочку-птичку, что с волнением ловила каждое мое слово.

— Понятно, что ничего не понятно, — протянул Максим, — ладно, Андрюх, я ничего не бронирую или жду более толковых указаний. Как Ирка с тобой справлялась, если бы мог, родил бы вместо нее, лишь бы всем этим не заниматься.

— А лучше сразу продли бронь на три дня. Алевтина, вы же свадьбу три дня будете отмечать?

С садистским удовольствием я наблюдал за страданиями на милом личике Ляли. Сейчас это имя наконец соответствовало ее обращу: маленькая и потерянная, она походила на советского пупса с пластиковыми ресницами. Ля-ля.

Пупс поджала губы и кротко кивнула:

— Ладно, — буркнул Макс, — веселись там. И прошу, не наделай глупостей.

— Ничего не могу обещать, — я улыбнулся милейшему созданию, стоящему передо мной и нажал отбой.

Глава 3. Богатые тоже плачут

Я всегда чувствовал ее. Она выдавала себя сразу, врываясь в мой кабинет и громыхая сумкой, ключами и неизменной термокружкой с кофе. Тина не признавала пластиковой посуды. Но иногда, даже до того как двери лифта раскроются, до того, как она повернет ручку двери, до ее короткого «привет», я просто ощущал, как воздух в комнате становился на градус теплее, и это значило, что наконец пришла она.

В тот вечер началась моя другая жизнь. Не с понедельника, как принято считать, кажется, это была суббота. Все вышло просто и нелепо. Испорченный костюм, разговор с Максом и детская, совершенно неуместная радость от только что начавшейся игры.

Я действовал механически, стараясь не думать о последствиях. Снял брюки, рубашку, галстук и, оставшись в одном белье, подошел к раскрытому окну — в комнате было слишком жарко, а я так и не нашел пульт от кондиционера. Думаю, его там просто не было.

Вдруг, помимо прохладного воздуха, я ощутил что-то еще. Взгляд. Вздох. Вскрик.

Как только наши глаза встретились, Алевтина зажмурилась, а потом закрыла ладонями пунцовое от стыда лицо. Она попятилась к выходу, стукнулась затылком о дверной косяк и ойкнула. Все выглядело так, будто Тина никогда не видела мужчин, будто она смутилась по-настоящему, и это забавляло. Именно потому я решил продолжить игру, и, только девчонка выбежала в коридор, напялил на себя синтетические, не по размеру большие брюки.

На прощанье я посмотрел в старое узкое зеркало рядом с дверью. Там же висели семейные фото в рамках. Отец Алевтины, его я узнал сразу, невысокая румяная женщина, по левую сторону, и восемь детей вокруг. Девятой была Тина, отчего-то она держалась в стороне, в самом углу кадра.

Это было странно, но больше меня поразило другое: не смотря на очевидно скромный доход семьи, в доме было уютно и чисто. Я бы сказал до неправдоподобного чисто. Уже второй раз за сутки я достал из кармана платок и протер им зеркальную раму — он остался белоснежным.

— Уборкой в доме занимается Ляля, так что, если у вас аллергия на пыль, я скажу, чтобы она протерла здесь полы, — я оказался застигнутым врасплох. В дверном проеме стояла та самая румяная женщина с рамы. Не смотря на благодушное выражение лица, в ее взгляде промелькнуло что-то злое.