Пэппер Винтерс - Разрушенные (ЛП)

Встав во весь рост, я улыбнулась и махнула рукой.

— Я такая невнимательная. Видимо, просто пропустила сегодня обед, вот и всё. — Я не могла испортить Клу веселье. Я не имела права. Не после всего. — Хотя спасибо за заботу. — Делая шаг назад от них, я придала воодушевление своему голосу: — Так ты Штопор? Клу мне много о тебе рассказывала. — Она никогда не говорила мне о нем.

Он осмотрел меня сверху вниз, убедившись, что я могу стоять без посторонней помощи, прежде чем засмеялся:

— Это мое боевое имя, так что да. Сегодня я — Штопор, — его черные глаза блеснули, когда он наклонился ближе. — Мое настоящее имя Бен. Клу мне тоже рассказывала много о тебе. К моему удовольствию.

Доброжелательность его глубокого голоса и то, что я знала его настоящее имя, помогли мне расслабиться, и я усмехнулась:

— Мне нравится это. Две личности.

Так же, как у меня.

Вплоть до недавнего времени у меня было две личности. Я придумывала сказки и сочиняла истории так легко, как если бы они были правдой. С помощью волшебной ручки я написала свою собственную историю под названием ложь.

И это сработало.

Я выжила.

Клу спросила:

— Как называется этот клуб? Я не смогла увидеть название на здании. — Ее глаза танцевали вокруг темного пространств, впитывая удары и увертки полуобнаженных мужчин.

Мой интерес возрастал, и мое чертово сердце взбудоражилось. Мне не нравилось признавать это, но мужская энергия этого места будила что-то глубоко во мне. Оно заставляло желать обуздать своего внутреннего бойца — превратиться в кого-то опасного. Это в равной мере давало мне несчастье и надежду.

Я ненавидела богатство, излучающее каждой статуей, но в то же время, я не хотела уходить. Я хотела собрать всю позитивную энергию и силу находящуюся здесь, и засунуть ее в бутылку: создать эликсир, чтобы вылечить Клару.

Бен улыбнулся, его кожа выглядела как отполированный, совершенный прибор.

— Это лучшее место на Земле, — разводя руки в стороны, указывая на клуб, как будто он был его собственный, он добавил: — Добро пожаловать в «Обсидиан».

Я никогда не просил помощи. Я никогда не хотел быть призраком или быть похороненным обществом. Но с самого раннего возраста, я знал, что выбор был иллюзией, а свобода — фарсом.

Меня больше не волновало это дерьмо.

Мое прошлое было моим прошлым, благодаря ему я сейчас такой, какой есть. Мои действия и поступки были моим раскаянием. Мое будущее и мое желание состоят из мести.

Я осматривал свою империю: привлеченные многочисленными боями, мужчины и женщины сидели на своих шикарных зрительских местах. Если бы я позволял себе чувствовать, я бы гордился собой. Я создал это. Из ничего.

Для ходячего мертвеца я достиг большего, чем ожидал, но я все еще не был, черт возьми, счастлив. Никогда не был. Никогда не буду. Не с этим дерьмом, живущим в моей башке.

Мой взгляд переключился на площадку для бокса, расположенную между клеткой для смешанных боевых искусств и рингом тайского бокса, она переливалась красным и черным цветами обивки и канатов. Гигантские прожекторы свисали с потолка, отправляя волны света на все площадки, оставляя, расположенное по периметру, в полной темноте.

Эмоции были мне чужды, но если бы меня спросили, что находится внутри меня, я бы ответил, что это выживание.

Выживание составляло большую часть меня и моей жизни.

Моя спина заскрипела, когда я облокотился на стеклянные перила. Учитывая, что мне еще нет тридцати, мое тело считало, что я пенсионер.

Это то, что ты получаешь от жизни, полной насилия.

Множество костей были сломаны, по крайней мере, по разу; я, должно быть, пролил больше пинты крови, чем текло по моим венам; я тренировался, выучил навыки, что могли изучить лишь немногие из элиты.

У меня было прошлое, благодаря которому все это было возможно. Прошлое, которое никогда бы не оставило меня в покое.

Я посмотрел в сторону боксерского ринга. Блеск серебра сверкнул как раз перед тем, как кулак коснулся челюсти хорошо сложенного мужчины со светлыми волосами, связанными в узел.

Мужчина упал.

Быстро.

Его тело подскочило на пружинистом полу, и судья издал пронзительный свист, сигнализирующий конец боя.

В считанные секунды мое тело стало напряженным от злости. Проклятые мошенники в моем гребаном клубе.

— Это гад только что подписал себе смертный приговор, — мои мышцы горели от удовольствия, я был полон энергии от одной мысли о насилии. Прошла уже неделя, с тех пор как появлялись мошенники. Настало время преподать урок.

Эгоистичный ублюдок думает, что он может прийти и сжульничать. Ни за что. Не в моем доме. Мои мысли мчались, затмевая все жаждой крови.

«Ты заплатишь сегодня, и я заставлю тебя кричать».

— Смертный приговор? Ты ошибаешься, приятель. Он выбил из него дерьмо. Он просто маленькая сучка. Не может принять настоящий мужской удар, — Оскар, мой заместитель, продолжая следить за боем, он дотянулся до моего плеча, чтобы похлопать по нему. Вторая его рука опустилась на мой пиджак, он замер, а затем одернул свою руку назад. — Дерьмо.

Да, дерьмо. Я скрипнул зубами, едва сохраняя контроль.

— Ты работаешь со мной в течение целого года и так до сих пор и не запомнил. Может быть, мне стоит бросить тебя сегодня на ринг? — не отрывая от него взгляд, сказал я. Гнев струился по моим венам, горячий и быстрый, дразня меня изображениями боли и силы. На мгновение я подумал, что он дотронется до меня снова, тогда у меня было бы оправдание. Я смог бы нарушить один из своих многочисленных законов и наслаждаться небольшим весельем. Я смог бы поддаться.

Он быстро опустил руку, сжимая и разжимая пальцы.

— Извини. Это не сложно, когда это естественно. Все касаются друг друга, приятель, как в насилии, так и в любви, — он нахмурился. — Если ты собираешься вновь присоединиться к человеческой расе в ближайшее время, ты должен привыкнуть к тому, что люди будут хлопать тебя по спине и пожимать твою руку.

Мои руки сжались в кулаки, желая кого-нибудь избить. Мне нужна была жертва, кто-то, на кого я мог бы выплеснуть все это дерьмо, которое было внутри меня, чтобы мне не нужно было жить с ним дальше. Я, может, и сбежал от своего прошлого, но не сбежал от воспоминаний. Оскар думал, что трогать — это естественно, но не для меня. Для меня естественно — это отвержение любой сознательной мысли.

Может быть, снаружи я человек, но внутри... внутри я не контролировал себя.