Нина Бодэн - Круговорот лжи

Мои женщины. Первая в данный момент, но последняя в цепи, Клио. Моя угрюмая девочка-невеста, мать-подросток. Нас объединяет ее незаконнорожденный сын, но она слишком молода, чтобы воспринимать эту связь всерьез, а я слишком стар, чтобы относиться к ней легко. Это женщина, с которой я отвратительно обращался и заслужил наказание, чем она и пользуется, причем не всегда честно. Она читает (точнее, любит, чтобы другие смотрели, как она читает) стихи и каждый вечер пробегает несколько километров, называя это упражнение «способом настроиться в унисон со своим телом». Мне-то кажется, что она убегает от меня, но ведь я имею право так думать, не правда ли? Тучный, средних лет, ленивый, поскрипывающий суставами, я обращаюсь со своим телом нежно и уважительно, как с дорогим старым другом, и морщусь при виде ступней Клио, ее лодыжек, коленей, бедер и подпрыгивающих маленьких грудей, когда она, разметав светлые волосы, бежит по мглистому парку и темным городским улицам.

Моя бывшая жена Элен. Я представляю ее в стоматологическом кабинете склонившейся над открытым ртом красивого пациента мужского пола. Взгляд ее зеленых глаз сосредоточен, нижняя губа закушена не слишком ровными, но здоровыми зубами; легкая испарина на напряженной красивой шее трогательно открыта взгляду мужчины, сидящего в кресле — точно так же, как и мне при тех же обстоятельствах много лет назад, в момент нашего знакомства. Это воспоминание возбуждает во мне глупую ревность, из-за которой даже работа бормашины представляется мне чем-то эротическим. Я невольно начинаю гадать, а не влюблен ли в Элен этот пациент? А вдруг он уже ее любовник?

Мейзи, моя мать. Теперь она мирно и счастливо живет в Боу, после смерти Эрика посвятив себя Богу (вместо того чтобы в третий раз выйти замуж за доброго человека); раз в неделю ходит в публичную библиотеку за новой порцией «милых» романов и добровольно ухаживает за стариками, что, увы, предусматривает и регулярные посещения дома престарелых, где обитает Энни-Бритва, чье пребывание там частично оплачивает (меня раздражают романы, в которых не объясняется, кто за что платит) служба социального обеспечения, частично — мы с теткой. Мод была бы рада нести это бремя одна, считая (и совершенно справедливо), что мне и без того хватает расходов, но моя мать слишком щепетильна, чтобы такое допустить. Так что, поскольку она не в состоянии делать это, «вносить ее долю» должен я.

«Я скорее умру с голоду, чем возьму у Мод хоть пенни», — говорит мать, как видно, забыв, что было время, когда она брала — точнее, ей давали — намного больше указанной суммы. Гордость придает ей самоуверенности. Когда Мод приезжает за ней из Челси на своем любимом серебристом спортивном «порше» и везет куда-нибудь, моя мать наряжается и надевает самую яркую, вызывающую шляпу.

Моя тетя, Мод, которая живет в собственном доме в Челси и ездит на серебристом «порше». Она почти знаменитость, литературная дама, но у нее грубоватые манеры и стыдливое девичье сердце. С годами она становится все больше похожей на барменшу: у нее широкое румяное лицо, окруженное жесткими, как пакля, волосами; полное коренастое тело, затянутое в корсет, толстые ноги и всегда слишком короткие юбки. Это барменша из прошлого — девушки, работающие в местной пивной, носят джинсы в обтяжку и викторианские блузки с оборками. Тетя Мод… Над ней я посмеиваюсь, но и горжусь ею. Она щедрая, умная и глупая одновременно, обожает титулы и то, что называет «старой аристократией». Ее желание, чтобы я сделал карьеру, стало причиной всех моих несчастий.

На этом воображаемом холсте присутствуют и другие персонажи — друзья, родственники и друзья родственников: например, мой бывший шурин Генри, государственный служащий, медленно, но верно прокладывающий себе путь в коридоры власти. Он гордится тем, что дает советы министру, делит сердце (если оно у него есть) между своей богатой и веселой женой, владелицей расположенного в Норфолке большого сада для выращивания фруктов на продажу, и очаровательной юной любовницей, близкой подругой Клио и дочерью моего старого друга Джорджа, торгующего картинами. Разумеется, кроме главных действующих лиц существует еще множество второстепенных, даже незаметных, но вовсе не незначительных: приходящие домработницы, няньки, уборщицы, мойщики окон и почтальоны; мои соседи из Вест-Индии; человек, живущий ниже по улице, у которого вечно лает собака; панки, обитающие в доме напротив и тратящие уйму времени для того, чтобы появиться на людях (бреющиеся, завивающие локоны и орошающие себя фонтанами геля для волос), которых я вижу из своего окна.

И так далее. До бесконечности. Как на полотне кого-то из Брейгелей.

Пока я пишу это, мне на память приходит одна такая картина. Люди работают в поле; вдали видна гавань. В углу изображен слабый всплеск волны. Это «Падение Икара» Питера Брейгеля Старшего.

Мод

Как-то раз, когда в «Таймс Литерари Сапплмент» еще публиковали анонимные обзоры, некий недоброжелатель назвал мою тетю Мод «автором самых скучных биографий со времен Аввакума». От гнева, являвшегося ее обычной реакцией на обиду, у Мод выступили красные пятна на лбу.

— Гад ползучий! Продажная тварь! — воскликнула она.

— Просто какой-то завистливый поденщик, — предположил я, пытаясь утешить тетку. Это помогло: она слегка успокоилась. Хотя мне кажется, слово «поденщик» нельзя считать оскорблением. Если бы кто-то назвал так меня, я не обратил бы на это никакого внимания.

Кривил ли я душой? Не совсем. Может быть, Мод и страдала честолюбием, но никогда в этом не признавалась; сочетание гордости и скромности делало ее слишком уязвимой. Усидчивость сослужила ей хорошую службу, и с помощью ножниц и клея она завоевала авторитет в своей области. Теперь большинство обозревателей относится к Мод с уважением; ее толстые монографии попадают в коллекцию Клуба книголюбов, всегда получают разрешение на издание в мягкой обложке и мозолят глаза так же, как реклама туристических компаний в аэропортах. Она и сама немало делает для своего успеха: путешествует, читает лекции, выступает на радио и в телепрограммах, посвященных книгам. В своем амплуа (воспользуюсь этим старым театральным термином) Мод считается воплощением Надежности; в наши дни такой отзыв никому не кажется оскорбительным, напротив, это высокая оценка, означающая, что человек никогда не ударит лицом в грязь и ему можно доверять.

Естественно, это не все. Мод любит вкусную еду, солодовое виски, классическую музыку (главным образом Бетховена, исполняемого очень громко) и быстрые автомобили. (Она купила свой первый подержанный «Эм-Джи» у Эрика Мейджора, а он признал общность их интересов, завещав ей «делейдж».) Кроме того, Мод, как это ни странно, делит участок земли на южном берегу реки с отставным почтальоном по фамилии Прайм.