Карин Боснак - Сколько у тебя? 20 моих единственных!..

— Эти женщины мне не любовницы, — оправдывался Колин.

— А они об этом знают?

— Разумеется! Я не ангел, но и не свинья. Я не сплю с кучей женщин одновременно и всегда отношусь к ним с уважением.

— То есть у тебя нет подружки? — все еще не верила я.

— Не-а, — помотал головой Колин. — У меня есть друг — девушка, но она только друг, и это все.

— Почему же все? — недоумевала я.

— Не получилось, — пожал плечами Колин.

— Чего не получилось? Что ты ищешь?

Он поразмыслил.

— У меня нет списка необходимых качеств или чего-то в этом роде. Просто пока не встретил человека, ради которого хотелось бы держать в руках «бумбокс».

«Бумбокс»…

— Как Ллойд Доблер? «Скажи что-нибудь…»[66]?

Колин обрадованно кивнул:

— Ну да.

— Великий фильм…

— Лучший.

В «Скажи что-нибудь…» Джон Кьюсак играет Ллойда Доблера, пройдоху, который безумно влюбляется в девушку по имени Диана. Когда же Диана бросает его, он решает ее вернуть и для этого идет к ее дому и стоит под окнами, держа в руках «бумбокс». А из динамиков грохочет песня Питера Гэбриэла «В твоих глазах». Он страдает, но уверен, что они должны быть вместе, поэтому добивается ее.

— Знаешь, эти оправдания типа: «Дело не в тебе, дело во мне»? — спросил Колин.

Молча я кивнула. И я это говорила, и мне говорили.

— Я много раз это произносил, — продолжал он. — Когда расставался с девушкой, но это было неправдой. Я не считал, что причина разрыва во мне или в ней. Ни я, ни они не были виноваты — просто никогда в жизни я не мог сказать «мы». Не было «нас». Трудно объяснить, как это происходит между людьми, это не выразить словами. Просто чувство. Понимаю, это просто кино, но я хочу испытать такое же чувство, как Ллойд. Он не просто хотел Диану, он не мог жить без нее, поэтому сделал все, что было в его силах, чтобы вернуть любимую.

— Мой дедушка называет это «бум», — тихо произнесла я. — Он говорит, что это не похоже на влюбленность или страсть, это гораздо глубже. Как будто что-то сильно ударяет тебя, и ты понимаешь, что этот человек — твой.

— Точно, — согласился Колин.

Я припомнила мамины слова и невольно подумала, что, наверное, такое отношение к чувствам ненормально.

— Колин, ты никогда не считал себя идеалистом? — спросила я. — Не думал, что стремишься к тому, чего на самом деле не существует? Не то чтобы я была пессимисткой, но, хотя хочется верить, что «бум» или «мы» бывают в реальности, порой я готова смириться.

Может быть, мама права. Может, я ищу нереального.

— Разумеется, это существует, — горячо возразил Колин. — Но, как я уже говорил, некоторым из нас требуется немного больше времени, чтобы это найти.

Некоторое время мы оба молчали, я вспомнила Ллойда Доблера, и тут мне пришла одна мысль. Я отправилась на поиски двадцати парней, но ни один из них не пытался разыскать меня. Конечно, можно сколько угодно смеяться над ними, как над Уэйдом или близнецами, но факт в том, что с того момента, как мы расстались, ни один из них не звонил и не писал мне — не говоря уж о «бумбоксе». Никому не было дела до меня.

— О чем ты думаешь? — поинтересовался Колин.

— Ни о чем, — с улыбкой взглянула я на него. — Кто бы мог подумать, что такой дамский угодник, как ты, может быть таким романтиком.

Колин швырнул в меня подушкой.

Мы по-прежнему сидели в полумраке, Колин закурил сигарету, чего, по его словам, обычно не делает. Вообще-то я считаю курение вульгарной привычкой, но в том, как это делает Колин, есть нечто ужасно сексуальное. Может, дело в, том, как тлеющий кончик сигареты освещает лицо, когда он затягивается, или в том, как струится в воздухе дым, озаряемый светом уличных фонарей. Не знаю. Просто типичный для Нью-Йорка сексуальный миг, порой вы видите это в кино или в журнале, а если повезет, то переживаете и в жизни. Жара, дым, шум, вино, собака, полупустые картонки из-под еды на столе, хулахуп в углу и дух решительности, делающий этот город таким удивительным. Мне нравится Колин. Не понимаю, с чего я так нервничала перед встречей с ним. Для такого симпатичного парня он на удивление скромен. Мне с ним легко.

— Расскажи мне про свой аккордеон, — попросила я, когда он докуривал.

— Ладно, — согласился он. — Но тогда иди ложись рядом со мной, потому что я не хочу говорить громко. Не хочу, чтобы кто-нибудь подслушал.

Со смехом я поднялась и переместилась на его конец дивана. Он подвинулся, и я, устроившись рядом, положила голову ему на плечо. Колин начинает рассказ.

— Ну, он примерно такого размера, — прошептал он, разводя ладони примерно на фут. — Но может быть и таким, — добавил еще фут. — И по бокам у него кнопки. — Он быстро задвигал ладонями сверху вниз.

— А разве у него нет клавиш с одной стороны? — переспросила я. Мне казалось, у всех аккордеонов так.

— Нет, это у простых аккордеонов, — пояснил он. — А мой аккордеон — кнопочный. Никаких клавиш — только кнопки.

Я улыбнулась… понятно.

— А какого он цвета?

— Красный.

— А как звучит?

— Вот так — бум ба ба, бум ба ба. — Колин чудесно имитировал звук аккордеона. — Хочешь послушать песенку?

Я энергично кивнула. Откашлявшись, Колин начал играть на воображаемом аккордеоне и напевать:

— «Спасибо за время, что ты подарила мне. Воспоминания хранит моя память…»

Я широко улыбнулась! песня знакомая — «Трижды женщина».

— И вот мы дошли до конца радуги, я скажу это вслух. Ты…

— Ты! — вступила я.

— Дважды.

— Дважды!

— Двадцать раз женщина!

Двадцать раз? Игриво шлепнула Колина.

— И я люблю тебя. Лю-у-у-блю тебя!

Колин завершил свою версию «Трижды женщины», я не могла сдержаться, чтобы не спросить, о чем эта песня:

— Что значит быть трижды женщиной? Или двадцать раз?

— Ума не приложу. — И вновь запел! — Поэтому я такой милый! Милый, как воскресное утро…

Я захохотала и опять шлепнула Колина:

— Ну какой же ты дурачок!

Не помню, как я засыпала, но утром проснулась на диване Колина. Бросив взгляд в сторону кухни, увидела его у плиты, с лопаточкой в руках. На нем были футболка и трусы, как в тот день, когда я встретила его после свидания с Роджером. Ева крутилась у его ног, слизывая с пола капли и крошки — сегодня она у нас вместо швабры. Услышав, что я встала, Колин обернулся. Волосы у него растрепаны, глаза заспанные.

— Добренькое утречко! — взмахнул он рукой. Затем жестом указал на маленький кухонный столик: — Пожалуйста, присаживайся.

Я подошла к столику и не смогла сдержать улыбки. На пластиковой салфетке тарелка, приборы, стакан апельсинового сока и бутылочка из-под пива с воткнутым в горлышко пучком зеленых листьев.

— Это с дерева за окном, — пояснил Колин, заметив, как я поглаживаю листики. Надо же, он приготовил мне завтрак; я была потрясена.

Но что это он готовит? Принюхавшись, слегка занервничала.

— Что это ты делаешь? — с тревогой спросила я. Что бы это ни было, запах мне совершенно не знаком.

— О, тебе понравится, — заверил Колин, и улыбка на его лице стала шире. Он похож на маленького мальчика, который соорудил ракету и жаждет испытать. — Это оригинальное блюдо, но я не могу рассказать, из чего оно состоит. Тебе вообще придется есть с закрытыми глазами.

— С закрытыми глазами? Зачем это?

— Потому что угадывать гораздо интереснее, чем просто смотреть.

— Это один из твоих шедевров из объедков, о которых ты мне рассказывал? — Колин утвердительно кивнул. — Ладно, — вздохнула я. Ну правда, насколько это может быть ужасно? Выпрямившись на стуле, я закрыла глаза. — Подавай.

Следующие полчаса я изо всех сил пыталась угадать таинственные ингредиенты стряпни Колина. Помимо яиц я опознала пиццу с пепперони, сыр, кальмары, чизбургер (прямо с булочкой), лук, карри из цыпленка и… ага, фаршированный блинчик. Я ела, а Колин периодически брал вилку у меня из рук, нанизывая на нее по кусочку всего. Он утверждал, это необходимо, чтобы в полной мере оценить вкус его творения.

Расправившись с едой, я открыла глаза, опустила взгляд на тарелку и подпрыгнула от неожиданности. Разноцветное месиво выглядело устрашающе.

— Я думал, ты непредвзято и решительно подходишь к вопросам любви и кулинарии, — оправдывался Колин.

— Между нами, давай считать тему закрытой.

Колин захохотал.

Я растроганно смотрела на стол. Завтрак оказался похож на дегустацию в «Уолдорфе», но в отличие от нее для меня одной. Скользнув взглядом по идеальным розовым губам Колина, я испытывала почти непреодолимое желание поцеловать его. Именно так. Прильнуть к нему и прижаться губами к губам.

Но я не могла это себе позволить.

Нельзя целоваться с первым понравившимся парнем, нельзя целоваться с Колином. Я должна извлечь урок из собственного опыта. Кроме того, он знаком с моей матерью, а все женские журналы твердят, что это не приводит ни к чему хорошему. Я должна извлечь урок. Мама права: у меня нереалистичные представления о любви. Я слишком впечатлительна и импульсивна. Все новое возбуждает. Колин — это новое. Мне знаком этот тип мужчин. Он ловелас: не важно, что он говорит. Позволить себе поддаться на его чары было бы огромной ошибкой. Я не хочу сказать, что за поцелуем непременно последует постель, но даже если вдруг это произойдет — предположим, в бессознательном состоянии, — он будет просто еще одним мужиком, еще одним именем в моем списке. Легко пришло — легко ушло. Я должна угомониться, нужно отступить.