Ее внутреннее эхо - Ольга Пряникова

эти годы только деньги в дом носил, никогда ей не изменял даже в мыслях. Такого мужа больше на свете нет, – Митя сморкался и продолжал подливать себе в стакан, – а ты не лезь, это семейное дело! Я спрошу у Мани, что нам делать, я сам не знаю даже, как к этому подступиться.

Хотелось ему врезать.

Катя убежала на работу – опоздав на три часа, она снова и снова выслушивала нотации новой начальницы – такой средней тетки-портнихи с непрокрашенными корнями волос. Ателье она загубила – может, шила она и хорошо, но только стандартные вещи, не имеющие никакого отношения к спорту. Всю звездную клиентуру растеряли, приходили, в основном, мамы с маленькими детьми. Для них проще было купить готовые платья, различающиеся только цветом. Рутка уволилась полгода назад, говорили, уехала в свою Румынию. Прежнего вдохновения не было и следа.

Вечером Митя уже спал. Точнее, она думала, что спал. Убрала на кухне посуду. Две бутылки – явное начало запоя. Что с этим делать, кому звонить? Соньке? Почему они оба – Катя и Митя – не умеют ни с чем справиться самостоятельно?

Легла рядом. Запаха перегара не было. Он дышал спокойно, ровно. Вдруг обернулся – притянул ее к себе.

– Может, бросишь эту каторгу? Зачем она тебе? Денег от квартиры нам хватит, в феврале мне заплатят за сериал, потом аванс за фильм, – голос абсолютно трезвый.

– А ты его снимешь?

– Я уже снял почти треть.

– С Сонькой снял.

– Да… Но сценарий-то есть, остальное – дело техники.

– Ты вчера просил ее вернуться?

– Что ты! Нет, как я мог. Она и не вернулась бы. Да и на какие шиши? За свой счет нанять я ее сейчас не могу, к тому же, она не согласится.

– Но надо же ей на что-то жить.

– Знаешь, мне кажется, ей кто-то помогает. Она не голодает.

– Ты про мужчину?

– Да.

– И ты ревнуешь, – Катя приподнялась на локте, пытаясь разглядеть его лицо. Но он всегда так плотно задергивал шторы.

– Малышка, мне страшно.

– Почему?

– Всем от меня одно горе. Маша умирает…

– Что ты несешь чушь! Просто стресс… И манипуляция.

– Не суди по себе.

– Хорошо, не сужу.

– Никиту бросила жена.

– Ты и в этом себя винишь?

– Мне кажется, от меня идет горе. И Соню я потерял. А без нее все валится из рук, я не справляюсь. Маша как-то умела…

– А я, значит, не умею.

– Ты пока еще маленькая, – в темноте он прицелился и ласково щелкнул ее по носу. Попал.

– Мы с Машей ровесницы.

– Не в этом дело, понимаешь. Ты еще девочка. Ментально девочка.

– Какая девочка? – Катя разозлилась, – я спортсменка, чемпионка Европы, у меня был успешный бизнес, я в восемнадцать лет переехала в другую страну…

– Маленькая, я не об этом, – он сгреб ее в охапку и начал тихонько укачивать, как ребенка, – ты просто дикая зверюшка. У тебя нет социальных навыков, ты выросла без семьи, как Маугли. Может, поэтому ты и добилась многого. Ты стремилась заработать побольше денег, поэтому и шила. Но ты же художник, может, тебе попробовать рисовать? Почему ты выбрала факультет графики?

– Потому что он находился рядом с домом.

Митя засмеялся.

– Но тебя бы не приняли без таланта. Там же очень строго. Ты пришла и поступила. И закончила. А рисуешь на стенах да в блокнотах.

– Стены я закрасила.

– И очень зря. Но я не к этому говорю. Тебя просто недолюбили. Это обязаны были делать другие люди – давать много любви.

– Кто? Разве кто-то кому-то что-то обязан? Тем более, любовь?

– Сначала, я думаю, родители. Семья. Папа, мама, бабушки, дедушки. Поправлять гольфы, подкладывать кусочки на тарелку, завязывать банты. Любоваться тобой. Вскрикивать, когда ты разбиваешь коленку. Улыбаться, глядя на то, как ты рисуешь, покупать тебе игрушки и вкусности. Тети, дяди, старшие братья. Оберегать тебя, защищать от собаки. Ты наверняка была восхитительной девочкой.

– Перестань!

– Дальше тебя должен был любить какой-нибудь лохматый мальчик, носить за тобой портфель, дергать за косу. Потом еще один. И еще. Смущаясь и краснея, писать тебе глупые записки и драться за право держать тебя за руку. Затем кто-то должен был дарить тебе цветы, провожать домой, поцеловать впервые…

– Ты перестанешь?

– Как я могу перестать? Получается, что я стал твоими родителями, тетями и всеми этими мальчиками. Я должен любить тебя за всех, а я всего один, понимаешь? Я не могу восполнить тебе все, что ты потеряла по вине неизвестно кого. Я обычный старый эгоист. Маша это видела и любила меня таким. Потому что у нее было все то, что тебе недодали, а ты ждешь этого от меня.

– Интересно, а трезвым ты всего этого сказать не мог?

– Я трезвый, Катя.

Помолчали. Почти заснули, но Катя вдруг вспомнила:

– А что с Сонькой-то делать? Ты не снимешь без нее.

– Сниму, куда деваться. Я ее погубил, понимаешь. Не в деньгах дело, а в ее надежде. Она мечтала, она верила, она столько работала просто так, за «спасибо», за мои обещания! А я их не сдержал.

– Но ты же не специально.

– Ты не представляешь, сколько я скандалил, умолял… Но этот кретин решил снять кино за полкопейки на газетке у себя в офисе. И сэкономить на всем. У меня просто выхода не было, даже, хлопнув дверью, я ничего бы не изменил. Сейчас такое кино – все решает продюсер.

– Поэтому оно такое… другое, – Катя хихикнула.

Сама она никакого современного кино не смотрела, а Митину работу комментировала так, что у него просто руки опускались.

Засыпая, она решила сама утром позвонить Соне – попробовать помириться, подольститься, разузнать обстановку. И что за мужик ей там помогает?

Единственным мужиком был Альберт. Не то что помогал, скорее, он интересовался. Приезжал за Соней, отвозил ее в больницу. Иногда по другим делам. Спрашивал о чем-то. О Кате впрямую – никогда. А вот о Мите – спрашивал. От Кати он кое-что знал.

– А правда, что он вас использовал?

Соня вздохнула – объяснить что-то постороннему человеку было трудно, она и самой себе ничего не могла объяснить.

– Нет, Альберт, он не специально, просто продюсер в последний момент передумал нанимать лишнюю единицу – денег не было.

– Так это его работа – найти.

– Он решил сэкономить.

– А вы к тому времени уже успели вложить душу и славно потрудиться, как я слышал.

– В кино всегда так делается. На подготовительном этапе все работают бесплатно. Выкинули не только меня – каких-то там консультантов тоже. Кому-то меньше