(не)вернуть. Цена искупления - Анна Гранина

смеётся. Громов, что стоит передо мной, как судья, выносящий приговор.

— Где она? — рычу зверем. — Где, сука?!

Громов ухмыляется.

— А ты не в том положении, чтобы спрашивать, — говорит он. — Ты проиграл, Волков. Смирись.

Я не выдерживаю. Гнев и ярость побеждают. Я кидаюсь на него, мои кулаки, как молоты, готовые разбить его череп. Но подельники Громова, двое, здоровые, как быки, хватают меня. Один бьёт под дых, другой заламывает руки. В темноте мелькает лезвие ножа и я чувствую резкую боль в правом боку. Бронежилет спасает, но боль все равно берет свое. Я падаю на колени, задыхаюсь, но глаза не отвожу.

— Сука! — хриплю, сплёвывая кровь и прикладываю ладонь к боку.

Громов наклоняется, его лицо в сантиметре от моего.

— Ты ничего не найдёшь, — шепчет он. — Вика умрёт. Твоя дочь умрёт. А ты будешь жить с этим. Если не сдохнешь тут.

Я рвусь, но они держат. Артём на полу, его лицо в крови.

И тут — звук.

— Руки на землю! Работает спецназ! — голос из темноты, усиленный мегафоном.

Откуда?..

Свет фонарей режет глаза. Топот ботинок, лязг оружия. Громов замирает, его лицо - маска ярости. Его подельники отпускают меня, их руки тянутся к автоматам, но голос орёт:

— Оружие на пол! Лицом вниз!

Я падаю, бетон холодит щеку, но я не сопротивляюсь. Спецназ врывается,чёрные фигуры, шлемы, стволы. Громова валят на землю. Артём рядом, его поднимают, он хрипит, но жив.

— Цель подтверждена. Жена жива. По координатам, переданным из штаба. Объект — ложный.

Я зажмуриваюсь. Этот склад — ловушка. Те, кто хотели, чтобы я сорвался, чтобы я увидел… чтобы страдал. И это сработало. Маша. Громов. Седов. Вадим — всего лишь цепь в этой грёбаной конструкции. Но Вика...

Я пытаюсь встать, но на меня тут же наваливается тяжесть — рука, броня. Спецназовец смотрит в лицо, оценивает:

— Ты Волков?

— Да, — шепчу я. — Где она?

Он жмёт губы, секунду раздумывает.

— Готовьтесь. Мы выдвигаемся туда. Сейчас.

Мне помогают встать. На лице — пыль, во рту — вкус крови и металла. Плевать. Главное — двигаться. Рядом Артём. Его ведут. Связь восстановлена. Всё кипит. Голоса, рации, шаги. Все как в замедленном кино. Но внутри — только один кадр: Вика.

— Мы уже почти локализовали сигнал, — говорит Чернов, подходя. Его лицо в крови — не своей. — Они пустили фальшивку. Видеосигнал был передан с другого объекта. Но мы их на крючке держим. Север. По движению машин, по дронам. Один объект остался тёмным.

— Туда, быстрее. Немедленно.

Спецназ садится в вертолёт. Мы следом. Я сажусь рядом с Артёмом, цепляюсь пальцами за сиденье.

— Ты понимаешь, — говорю ему, — если с ней хоть что-то...

— Она держится, Макс, — глухо отвечает он. — Ты должен тоже. Иначе не дойдёшь.

Я киваю. Но внутри пусто. Потому что сейчас я не человек. Я ярость. Я волк.

Прожекторы вырывают из тьмы силуэты нового объекта. В темноте дороги проблесковые маячки скорых.

Вика… живи, ты, ради Бога!

Глава 45.

Макс.

— Так, Макс! — рычит он. — Мы здесь. Мы нашли её. И она жива! Успокойся и не суетись!

Я сжимаю зубы, пытаясь подняться из кресла. Всё плывёт перед глазами.

— Вези его, — командует Чернов. — Санитарная машина ждёт. А я сам за Викой. Привезу ее тут же, Макс.

Но я хватаю его за броню.

— Я сам… — шепчу. — Я иду… Не обсуждается! — рявкаю.

Он хочет оттолкнуть, но видит в моих глазах: не остановлюсь.

— Хорошо. Тогда вместе. Только не тормози. — Чернов кивает бойцам. — Периметр прочищен. Вперёд!

Я опираюсь на плечо одного из бойцов и двигаюсь. Раненый. Но идущий. Потому что они там. Мои девочки.

Даже если я рухну, я должен увидеть её. Должен сказать, что пришёл. Что всё позади.

Мы входим в коридор. Шаг за шагом. Впереди — дверь. За ней — всё, ради чего стоило жить.

Мы врываемся в помещение. Пахнет потом, кровью и болью. Вика лежит на матрасе, под ней — тряпки, скомканные простыни. Она тихо стонет, рядом Елена помогает. Один из медиков, что двигался следом за нами, уже рядом, забирает новорожденную девочку. Мельком вижу темные глазенки и носик пуговкой… светлые волосики…

Сердце удар пропускает, Господи, если бы я не успел…

— Всё хорошо, — шепчет он. — Жива. Обе живы.

Я падаю на колени рядом с Викой, беру её за руку. Она открывает глаза. Видит меня. И улыбается.

— Ты пришёл… — еле слышно.

— Я здесь, — выдыхаю. — Всё хорошо. Я с тобой. — Я нашёл тебя, Вика. Я тебя люблю. Очень. Слышишь?

Она кивает. На её губах кровь и улыбка. Я прижимаюсь к её лбу, целую быстро, с жадностью.

— Сейчас поедем в больницу. С нашей девочкой всё будет хорошо, ты только держись.

Снимаю с себя бронежилет. И надеваю на неё. Поправляю на плечах и груди. Она слабо сопротивляется.

— Не надо… — шепчет.

— Надо. — твёрдо отвечаю. — Ты и наша девочка важнее. Со мной все хорошо.

— Я сама пойду, Максим. Сама. Так быстрее.

Голову на Елену перевожу – она кивает. И сама выходит из комнаты в сопровождении бойца.

Вика опирается на мою руку и встаёт с груды тряпок. По помещению эхом раскатываются шаги спецназовцев – они проверяют каждый угол. И я понимаю, что нам нужно отсюда как можно скорее выбираться.

Пару минут – и мы уже на свежем воздухе. Ещё несколько метров – и мы сядем в карету скорой помощи.

— Где Надя? —встревоженно восклицает Вика, озираясь по сторонам.

— Её на другой машине уже увезли в больницу, Викуш. Мы следом едем. Давай, Птичка, я тебя на руки возьму, ты еле стоишь на ногах.

— Нет, — твёрдо и упрямо отрезает, — у тебя бок в крови. Я сама пойду. Просто быстрее давай.

Я ищу взглядом Чернова, Дениса, Артёма. Хочу знать, кого задержали. Но их рядом нет. «Всё потом», — даю себе отмашку. Хрен кто куда денется от