Босс и неподчиненная. Его ходячая проблема (СИ) - Лена Лорен

стала. Приняла душ, оделась, и уже через час мы с песиком заходили в родной дом, где всё так же пахло любимыми мамиными ландышами.

Это и удивительно.

С тех пор как к нам переехала Марина, в доме повсюду воняло ее ароматическими свечами и благовониями, а сейчас же не было и намека на эти раздражительные запахи. А еще было как-то подозрительно тихо. Никто не трещал без умолку по телефону с подружками.

— Ау, пап, ты где? — позвала я его, разуваясь и снимая с себя куртку.

Освободила Эркюля от поводка и он, виляя хвостиком, побежал осваивать территорию.

— Рада! — воскликнул папа, появившись в холле. Раскинул руки, впуская меня в теплые объятия. — Дочка! Набегалась! Вернулась, родная моя, — чмокнул меня в волосы.

В папиных глазах я наблюдала столько неподдельной радости, что мне в моменте стало стыдно за свое упрямство. Плохая я дочь.

— Ну давай, рассказывай, — повел он меня в сторону кухни.

— Что рассказывать?

— Где была, чего делала?

— Да так всё сразу и не расскажешь, — замялась я, присаживаясь на высокий стул.

И я всё же вкратце рассказала то, что происходило со мной за момент нашей разлуки. Правда, всё это больше походило на анекдот.

А вот об Оскаре я умолчала.

Незачем папе знать, что его глупая дочь влюбилась в своего босса.

— И всё? Больше ничего не хочешь мне рассказать? — папа подозрительно прищурился, будто бы ожидая услышать от меня то, что я намеренно скрыла.

— А что тебя еще интересует? — занервничала я, находиться по отцовским проницательным взглядом стало тяжко. — По-моему, со мной и так произошло много чего. Разве нет?

Папа посмотрел на свои наручные часы, что-то прикидывая в уме, затем разлил по чашкам чаек и присел за стол.

— М-да уж, Рада. В который раз убеждаюсь, что ты вся в маму свою. Та тоже вечно искала на свое мягкое место приключения, и ведь находила же, — говорил он с толикой грусти, стараясь не показывает, как скучает по маме. — Были времена, конечно. Она же то в колодец провалится, то кошку полезет на дерево спасать, а потом кукует там, пока я ее не сниму. А однажды она умудрилась спрятаться от меня в диван. Пошутить решила, да так и уснула в коробе. А я ее целый день искал, представь. На уши весь район поднял, пока не услышал ночью, как кто-то зовет меня из недр дивана. Вылезти-то она сама не могла. Силенок не хватало, чтобы поднять такую тяжесть.

— Ты об этом никогда мне не рассказывал, — подметила я, ощущая, как грели меня изнутри папины воспоминания о маме, которая открывалась для меня с совершенно другой стороны.

Всю жизнь я была папиной дочкой, но сейчас я действительно начала подмечать, как много общего у нас было с мамой.

— Пап, а где Марина? — всё-таки решилась я спросить.

А папа сразу нахмурился, взгляд его ожесточился.

— Прогнал я Марину к чертям собачьим, — сердито произнес он, махнув рукой. — На развод подам, как только праздники закончатся.

Вот уж удивил так удивил.

— Как прогнал? Почему? — недоумевала я, едва устояв, чтобы не заорать на весь дом: “Да! Да! Ура!”.

— Не было у нее никакой аллергии, как выяснилось, — сообщил он, и вот тут папа уже нисколько меня не удивил. — Но не это главное. Позавчера я пришел домой раньше обычного, а на пороге коробки стоят с твоими вещами. Говорит, собралась благотворительностью заняться и уже нашла, куда можно отдать все твои наряды.

— Она совсем больная? — возбужденно я отреагировала, покрутив у виска.

Овца! Дрянь! Подлюка паршивая!

Зла не хватало!

Впрочем, на тряпки мне было плевать. Однако она не имела никакого права притрагиваться к ним и тем более распоряжаться ими. Лучше б свои шмотки отдала нуждающимся. Так нет же.

— Вот и я охренел, — усмехнулся папа. — Короче, разозлила она меня сильно. Я собрал все ее манатки, усадил Марину в машину и отвез в пункт гуманитарной помощи. На ее глазах отдал им все ее бренды, меха, украшения даже. Так она такую истерику там закатила. Слышала бы ты, какими словами она меня называла. У меня чуть уши в трубочку не свернулись, — папа виновато посмотрел на меня, а затем накрыл своей ладонью мою руку. — Права ты была, дочка. Во всем была права. Любовь за деньги не купишь. Сложно сейчас сказать, на что я рассчитывал. Но я надеюсь, ты сможешь простить своего старика, и не только ты, — папа осмотрелся по сторонам, затем просвистел. — Эркюль, где ты, малыш? Иди-ка сюда.

Песик тут же прибежал в кухню. Вставая на задние лапки, клянчил у папы почесушек ну или хотя бы порцию лакомств, коль уж позвал.

— Сейчас, малыш, погоди, — тиская пса, папа подошел к кухонному гарнитуру. Он смеялся, тщетно уворачиваясь от его проворного язычка и ворча при этом: — Не слюнявь меня, ты же мужик. Фу, ну перестань. Да что ты будешь делать.

Сперва не понимала, что он удумал. Просто с интересом наблюдала за ними двумя. Но стоило папе достать из шкафчика пару железных мисок с гравировкой “Эркюль” и упаковку вкусняшек, всё стало очевидней некуда. Отныне Эркюль официально считался членом нашей семьи.

Класс!

Вот бы еще братья приехали…

И как по волшебству к нашему дому подъехала машина. Я расслышала ее рокочущий движок.

— Мы кого-то еще ждем? — уточнила я у папы, поскольку понимала, что вряд ли это могли быть братья.

Они бы предупредили меня, если бы решили приехать в страну.

Тогда кто бы это мог быть? Неужели Марина приехала вымаливать у папы прощение?

— Ждем, ага, — коротко ответил отец, глядя куда-то поверх моей головы.

Глава 34. Сватовство

Волосы на голове зашевелились, по спине пупырышки поползли от странного предчувствия.

Я обернулась, а там он стоял. Жених… Вернее, Оскар собственной персоной. В той же одежде, в какой я видела его в последний раз. Только с тортиком и букетом кремовых цветов.

— Какого… — выдохнула я, ошарашенно пялясь на него. — Ты чё приперся? Здесь тебе контракты не подписывают! — вылетело чрезвычайно грубо.

— Вот те раз. Это же я его пригласил, — отозвался отец, обмениваясь с Адамасовым рукопожатием, как с каким-то хорошим знакомым.